– Вал помаленьку проворачиваем… Скрипим тоже.
– Вот это плохо.
– Я вам так скажу, дорогой товарищ, если вы этим интересуетесь…
– Коля, за тобой заедут? А то будут ждать…
– Козлов заедет. Если уж вы этим заинтересовались…
– Коля, ну кому это интересно – текущий ремонт, вал?
– Но товарищ же спрашивает.
– Товарищ… просто поддерживает беседу, а ты на полном серьезе взялся… Не будет же он с тобой об импрессионистах говорить, раз ты ничего в этом не понимаешь.
– Не на одних импрессионистах мир держится.
– Не перевариваю импрессионистов, – заметил гость. – Крикливый народ. Нет, вал меня действительно очень интересует.
– Так вот, если вам это…
– Ольга идет.
Гость, если бы за ним в это время наблюдать, заволновался. Привстал было, чтобы посмотреть в окно, сел, взял вилку, повертел в руках… положил. Закурил. Взял было рюмку, посмотрел на нее, поставил на место. Уставился на дверь.
Вошла рослая, крепкая юная женщина. Она, как видно, искупалась, и к ее влажному еще телу местами прилипло легкое ситцевое платье – и это подчеркивало, сколь сильно, крепко, здорово это тело.
– Здравствуйте! – громко сказала женщина.
– Оля, у нас гость – художник, – поспешила представить мать. – Приехал поработать, отдохнуть… Игорь Александрович…
Игорь Александрович поднялся, серьезно, пристально глядя на молодую женщину, пошел знакомиться.
– Игорь Александрович.
– Ольга Николаевна.
– Игоревна, – поправил гость.
– Игорь!.. Игорь Александрович! – воскликнула хозяйка.
– Я не поняла, – сказала Ольга.
– Твое отчество – Игоревна. Я твой отец. В сорок третьем году я был репрессирован. Тебе было… полтора года.
Ольга широко открытыми глазами смотрела на гостя… отца?
С этой минуты в большом, уютном доме Синкиных на какое-то время хозяином сделался гость. У него явилась откуда-то твердость, трезвость. И он совсем не походил на того беспечного, ироничного, веселого, каким только что был.
Долго все молчали.
– Игорь… – прерывающимся голосом, отчаянно заговорила хозяйка, – ты нашел! Ты сказал – это случайность… Нет, ты нашел! Это жестоко.
– Нашел, да. Я искал много лет. Случайность с домом… Синкина.
– Но это жестоко, Игорь, жестоко!..
– Неужели не жестоко – при живом отце… даже не позволить знать о нем. Вы считаете, это было правильно? – повернулся Игорь Александрович к Синкину.
Тот почему-то почувствовал себя оскорбленным.
– Сорок третий год – это не тридцать седьмой! – резко сказал он. – Еще неизвестно…
– Нет, в плену я не был. При мне – все мои документы, партийный билет и все ордена. Предателям этого не возвращают. Но речь о другом… Ольга, прав я или не прав, что нашел тебя?
Ольга все еще не пришла в себя… Она села на стул. И во все глаза смотрела на родного отца.
– Я ничего не понимаю…
– Ты клялся, Игорь!.. – стонала хозяйка. – Как это жестоко!
– Ольга… – Игорь Александрович смотрел на дочь – требовательно. И вместе – умоляюще. – Я ничего не прошу, не требую… Я хочу знать: прав я или нет? Я не мог жить иначе. Я помню тебя маленькой, и этот образ преследовал меня… Мучил. Я слаб здоровьем. Я не мог умереть, не увидев тебя… такой.
– Ольга, он пьет! – воскликнула вдруг хозяйка. – Он – пьющий! Он опустившийся…
– Прекрати! – Синкин с силой ударил кулаком в стол. – Прекрати так говорить!
Хозяйка заплакала.
– Вы хотите, чтоб я сказала свое слово? – поднялась Ольга.
Все повернулись к ней.
– Уходите отсюда. Совсем. – Она смотрела на отца.
Судя по тому, как удивлены были мать и отчим, они ее такой еще не видели. Не знали.
Игорь Александрович сник, плечи опустились… Он вдруг постарел на глазах.
– Оля…
– Немедленно.
– Боже мой! – только и сказал гость. И еще раз, тихо: – Боже мой! – Подошел к столу, дрожащей рукой взял рюмку водки, выпил. Взял свой чемодан, этюдник… Все это он проделал в полной тишине. Слышно было, как ветка березы чуть касалась верхнего стекла окна – трогала.
Гость остановился на пороге.
– Почему же так, Оля?
– Тебе все объяснили, Игорь! – жестко сказала хозяйка. Она перестала плакать.
– Почему так, Оля?
– Так надо. Уезжайте из села. Совсем.
– Подождите, нельзя же так… – начал было Синкин, но Ольга оборвала и его.
– Папа, помолчи.
– Но зачем же гнать человека?!
– Помолчи! Я прошу.
Игорь Александрович вышел… Вслепую толкнул ворота… Оказалось – надо на себя. Он взял в одну руку чемодан и этюдник, открыл ворота. Этюдник выпал из-под руки, посыпались кисти, тюбики с краской. Игорь Александрович подобрал, что не откатилось далеко, кое-как затолкал в ящичек, закрыл его. И пошел по улице – в сторону автобусной остановки.