– Хохмач. – Он почему-то решил, что это написал клоун. – Ну, хохмач!..
Чередниченко встал и пошел по улице – в сторону моря. Мысленно отвечал Еве:
«Умнее, говоришь? Да как-нибудь постараемся, как-нибудь уж будем стремиться, Игнатий Евович. Все мы хочем быть умными, только находит порой такая вот… Как говорят, и на старуху бывает проруха. Вот она проруха и вышла. Советуешь, значит, быть умнее Николаю Петровичу? Ах, дорогуша ты моя усатая!.. Хотя, конечно, ты же по веревке умеешь лазить, кому же и советовать, как не тебе – „мне сверху видно все“! Ты лучше посоветуй длинноволосому, чтоб он с другой какой-нибудь не ушлепал сегодня. А то ушлепает, будешь одна куковать вечер. А тебе вечер просидеть одной никак нельзя. Как же! Жизнь-то дается один раз, тело пока еще гнется, не состарилось. Как же вам можно вечер дома посидеть! Нет, это никак невозможно. Вам надо каждый день урывать – „ловите миг удачи“! Ловите, ловите… Черти крашеные».
Чередниченко опустил конверт в мусорную урну, вышел на набережную, выпил в ларьке стаканчик сухого вина, сел на лавочку, закурил, положил ногу на ногу и стал смотреть на огромный пароход «Россия». Рядом с ним негромко говорили парень с девушкой.
– Куда-нибудь бы поплыть… Далеко-далеко! Да?
– На таком, наверно, и не чувствуешь, что плывешь. Хотя в открытом море…
«Давайте, давайте – плывите, – машинально подхватил их слова Чередниченко, продолжая спокойно разглядывать пароход. – Плывите!.. Молокососы».
Ему было очень хорошо на скамеечке, удобно. Стаканчик «сухаря» приятно согревал грудь. Чередниченко стал тихонько, себе под нос, насвистывать «Амурские волны».
Танцующий Шива*
В чайной произошла драка.
Дело было так: плотники, семь человек, получили аванс (рубили сельмаг) и после работы пошли в чайную, как они говорят, – посидеть. Взяли семь бутылок портвейна (водки в чайной не было), семь котлет, сдвинули два столика, сели и стали помаленьку пропускать и кушать котлеты. Пропустили рюмочки по три, заговорили о том, что все-таки их хотят надуть с этим прилавком. Дело в том, что когда они рядились в цене, то упустили из виду прилавок: надо его делать плотникам или это уже столярная работа? Упустили-то сельповские, заказчики, а плотники тогда промолчали (бригадир у них в этом деле дока). Теперь выяснилось, что сельповские хотят, чтобы плотники сделали и прилавок тоже, они, оказывается, имели это в виду, что это само собой разумеется и так далее, и тому подобное. Но в договоре этот пункт не помечен, и плотники встали «на дыбошки»: прилавок – не наше дело! То есть они могут, конечно, его сделать, но за это – отдельная плата.
– Я им справочник покажу, – с явной угрозой говорил бригадир, сухой мужик, весь черный от солнца. – Я их носом ткну, где написано черным по белому: какие работы плотницкие, а какие столярные. Они же ни бум-бум в этом.
Все были согласны с бригадиром. Более того, все были возмущены, а иные, вроде Кольки Забалуева, даже оскорблялись и грустно, горько вздыхали. Они забыли один свой веселый разговор, когда они, семеро, сидя тут же, в чайной, толковали…
Но это – потом. Сейчас они говорили:
– А если бы, значит, так: им бы зачесалось теперь сделать какой-нибудь фигурный прилавок?
– Да любой прилавок! Это же особая работа…
– До чего ушлый народ пошел! Эдак они нас заставят и рамы вязать!
– Наше дело теперь: настелить пол, окосячить, навесить двери – и все, точка.
– Я те так скажу… Ты слушай сюда! Слушай сюда!
– Еще, что ли, по одной?
– Давайте.
Скинулись, взяли еще семь бутылок.
– Я те так скажу… Ты слушай сюда! Слушай сюда!
– Ну? Ну? Ну?
– Да не «ну» – слушай! Я рубил баню Дарье Кузовниковой…
– При чем тут Дарья? То – частное лицо, а то – организация: сравнил…
– Я те к примеру! Ты слушай сюда!..
– Долбо…
– Мужики, перестаньте лаяться! – крикнула буфетчица. – А то выставлю счас всех!.. Распустили языки-то.
– Ты слушай сюда!
– Ну!
– Гну! Если бы не женщина тут, я б те сказал…
В общем, беседа приняла оживленный характер: сельповским здорово перепадало – за наглость и вероломство.
Тут в чайную пришел Аркашка Кебин, по прозвищу Танцующий Шива.
Давно его так прозвали, в школе еще. Он тоже взял себе «портвяшку», котлету (поругался с женой и в знак протеста не стал дома ужинать), сел за столик по соседству с плотниками, прислушался к их разговору… И сказал громко:
– Хмыри!
Плотники замолчали. Посмотрели на Аркашку.
– Трепачи, – еще сказал Аркашка. Он потому и Шива, что везде сует свой нос. – Проходимцы.