Седой монах. А не время ли нам, отец Кирилл?
Толстый монах. Что же, тронемся, отец Виссарион. Стемнело, пора и на покой.
Царь Ирод. Ага! Правды-то не любите?
Толстый монах. (благодушно). И-и, миленький, брань на вороту не виснет. Ты поругаешься, а мы послушаем, а там Господь разберет, кого надо в геенну, а кого куда. Кроткие-то, голубчик, наследуют землю, сказано в Писании. До приятного свидания, молодые люди.
Седой монах (сердито). А все-таки я тебе, старик, посоветую: говори, да не заговаривайся. Не по чему другому, как только по убожеству твоему терпим тебя, да по глупости твоей. А в случае чего, разболтаешься очень, так можно и попридержать. Да!
Царь Ирод. Попробуй, попробуй, придержи!
Толстый монах. И охота вам, отец Виссарион! Пусть себе поговорит, вреда от этого никому нет. Послушайте, послушайте, молодые люди, — человечек любопытный. До свиданья!
Уходят; слышно, как толстый монах хохочет.
Царь Ирод (Савве). Хороши? Терпения моего с ними нету.
Савва. А ты мне, дядя, нравишься.
Царь Ирод. Ой ли? Тоже не любишь ихнего брата?
Савва. Не люблю.
Царь Ирод. Ну-ка, дай-кась, я присяду. Ноги отекли. Папироски у тебя нет?
Савва (дает). Куришь?
Царь Ирод. Когда как. Ты мне прости, что я тебя обругал давеча. Ты — парень ничего, душевный. Только зачем врешь, что понял: никто понять не может. А это кто с тобой?
Савва. Так. Пристал.
Царь Ирод. Что, парень, обмок, а? Не сладко на душе?
Сперанский. Да, грустно.
Царь Ирод. Ну молчи, молчи. Слушать не желаю. Есть горе — и молчи. Я тоже, брат, человек, не пойму да еще обижу. (Бросает папиросу и встает.) Нет, не могу. Пока стою или хожу, ничего, а как сел… У-ух ты… (Мается.) Просто, брат, продохнуть нельзя. Какая ведь вещь… Господи, видишь ли? А? Ну-ну, ничего, ничего… Обошлось. У-ах!
Небо заволокло облаками, сильно темнеет. Изредка безмолвно вспыхивают зарницы.
Савва (тихо). Горе, дядя, удушить надо. Сказать себе твердо: не хочу горя, и не будет горя. Человек ты, я вижу, хороший, сильный…
Царь Ирод. Нет, парень, моего горя и смерть не возьмет. Что смерть! Она маленькая, а горе мое большое, не кончит она моего горя. Вот Каин когда еще помер, а горе его как было, так и осталось.
Сперанский. У мертвых горя нет, они спокойны. Они правду знают.
Царь Ирод. Да никому не скажут… что толку от этой правды? Я вот живой, а правду знаю. Вот горе мое, видишь, какое, — на земле такого не бывает, а призови меня Бог и скажи: «На тебе, Еремей, все царства земные, а горе твое отдай Мне»… — не отдам. Не отдам, парень. Слаще оно мне меду липового, крепче оно браги хмельной… Правду я узнал через мое горе.
Савва. Бога?
Царь Ирод. Христа, вот кого. Он только один понять может, какое у меня горе. Смотрит и понимает: «Да, вижу Я, Еремей, какое у тебя страдание». И больше ничего. «Вижу». — А я Ему отвечаю: «Да, смотри, Господи, какая у меня тоска». Только и всего, и ничего больше не надо.
Савва. Тебе дорого, что Он за людей пострадал? Так, что ли?
Царь Ирод. Это что распинали-то Его? Нет, брат, это пустое страдание.
Распяли и распяли, только и всего, — а то, что тут Он сам правду узнал. Пока ходил Он по земле, был Он человек так себе, хороший, думал то да се, то да се. Вот человеки, вот поговорю, да вот научу, да устрою. Ну, а как эти самые человеки потащили его на крест, да кнутьями Его, тут он и прозрел: «Ага, говорит, так вот оно какое дело». И взмолился: «Не могу Я такого страдания вынести. Думал Я, что просто это будет распятие, а это что же такое»… А Отец Ему: «Ничего, ничего, потерпи, Сынок, узнай правду-то, какова она». Вот тут Он и затосковал, да… да до сих пор и тоскует.
Савва. Тоскует?
Царь Ирод. Тоскует, парень.
Пауза; зарница.
Сперанский. Весьма возможно, что будет дождь, а я без калош и без зонтика.
Царь Ирод. И всегда передо мной лик Его чистый, куда ни повернешь. — «Понимаешь, Господи, страдание мое?» — «Понимаю, Еремей. Я, брат, все понимаю; иди себе спокойно». И весь я перед Ним, как сосуд хрустальный со слезою. — «Понимаешь, Господи?» — «Понимаю, Еремей». — «Ну то-то, и я Тебя понимаю». Так мы с Ним вдвоем и живем: Он да я. Мне тоже Его жалко, паренек. А помирать стану, передам Ему тоску мою: владай, Господи!
Савва. А все-таки на людей ты напрасно так наседаешь. Есть и хорошие; очень мало, но есть. Иначе бы, дядя, и жить не стоило.
Сперанский. Да и Христос, насколько известно, заповедал: люби ближнего, как самого себя.
Царь Ирод. Чудачок! Да сам же я себе руку отжег, не пожалел; так имею я право другому человеку по шее дать, когда случай подходящий? Как ты располагаешь?
Савва. Это верно.
Царь Ирод. Вот то-то и оно. Ты знаешь, ведь это они меня царем Иродом окрестили.
Савва. Кто?
Царь Ирод. Да люди-то твои. Нет, парень, зверя жесточе человека… Младенца я убил — так вот и выходит по-ихнему: Царь Ирод. Не понимают того, сукины дети, каково мне такую кличку-то носить. Ирод! И будь бы от злости, а то так…
Савва. А тебя как звать?
Царь Ирод. Да Еремей же; Еремеем меня звать. А они: Ирод, да еще Царь, чтобы ошибки не было!.. Гляди, опять монах идет, чтоб его разразило!.. Слушай, ты образ-то Его видел?
Савва. Видел.
Царь Ирод. А глаза у Его видел? Ну так посмотри, посмотри, посмотри… Зачем идешь, мышь летучая? На деревню, к бабам собрался?
Кондратий. Мир честной беседе. Здравствуйте, Савва Егорович! Какими судьбами?
Царь Ирод. Смотри, монах, из кармана чертов хвост торчит.
Кондратий. Это не чертов хвост, это редька. Глазаст, глазаст, а промаху даешь.
Царь Ирод. Тьфу! Не могу я их видеть, с души воротит. Ну, прощай, паренек… попомни, что я говорил: будет горе — не ходи к людям.
Савва. Ладно, дядя, попомню.
Царь Ирод. Лучше в лес иди к волкам.
Уходит; из темноты доносится: «Господи, видишь ли?..»
Кондратий. Ограниченный человек. Сына убил и хорохорится, никому не дает проходу. Радость какая, подумаешь!
Сперанский (вздыхает). Нет, отец Кондратий, вы неправильно рассуждаете: он счастливый человек. Ведь теперь, по его настроению, воскресни его сын, так он его опять убьет, пяти минут сроку не даст. Но, конечно, умрет, — узнает правду.
Кондратий. Я и говорю: дурак. Будь бы кошку убил, а то сына. Что призадумались, Савва Егорович?
Савва. Да вот жду, скоро этот господин уйдет или нет. Черт их тут носит. Вот еще кто-то прется! (Всматривается.)
Липа (подходит, нерешительно всматривается). Это ты, Савва?
Савва. А это ты? Чего надо?
Липа. Это отец Кондратий с тобой?
Савва. Ну да, он. Чего тебе надо? Я не люблю, сестра, когда за мной ходят по пятам.