Прусское королевство первое из всех германских государств объявило войну Наполеону. Пруссией в то время управлял Фридрих-Вильгельм III, прозванный «Справедливым», один из величайших олухов, когда-либо служивших украшением престола. Рождённый быть капралом и проверять, в порядке ли пуговицы у солдат, холодный развратник и в то же время проповедник морали, неспособный говорить иначе, как в неопределённом наклонении, превзойдённый в искусстве писать приказы только своим сыном, он знал всего лишь два чувства: страх и капральскую заносчивость. В первую половину его царствования преобладающим у него состоянием духа был страх перед Наполеоном, который отнёсся к нему с презрительным великодушием и возвратил ему половину королевства, так как считал, что оно не стоило того, чтобы его удерживать. Подчиняясь этому страху, король разрешил управлять вместо себя партии половинчатых реформаторов — Гарденбергу, Штейну, Шёну, Шарнхорсту и другим, которые положили начало более либеральной организации муниципалитетов, отмене крепостного права, обращению феодальных повинностей в ренту или в определённую сумму, подлежащую выплате в течение 25 лет; но, главное, они положили начало военной организации, которая даёт народу огромную силу и которая рано или поздно будет использована против правительства. Была также «подготовлена» конституция, до сих пор, однако, не появившаяся на свет. Дальше мы увидим, какой оборот приняли дела в Пруссии после поражения французской революции.
Когда «корсиканское чудовище» оказалось, наконец, в надёжном заточении, был немедленно созван в Вене большой конгресс крупных и мелких деспотов, для того чтобы разделить награбленное добро и денежные премии и выяснить, в какой мере может быть восстановлено дореволюционное положение вещей. Народы покупались и продавались, разделялись и соединялись, исходя только из того, что больше отвечало интересам и намерениям их правителей. Только три государства из числа представленных на конгрессе знали, чего они хотели. Англия хотела сохранить и расширить своё превосходство в торговле, удержать львиную долю от ограбления колоний и ослабить все другие государства. Франция хотела по возможности облегчить свою участь и ослабить все другие государства. Россия хотела увеличить свою мощь и территорию и ослабить все другие государства. Все остальные руководствовались сентиментальными соображениями, мелочным эгоизмом, а некоторые даже своего рода нелепым бескорыстием.
В результате Франция расстроила планы крупных германских государств, Россия приобрела добрую часть Польши, а Англия расширила своё господство на море в большей степени путём заключения мира, чем посредством войны, и получила преобладание на всех континентальных рынках, — что не приносит никакой пользы английскому народу, но является источником огромного обогащения для английской буржуазии. Германские государства, которые ни о чём не заботились, кроме своего излюбленного принципа легитимизма, ещё раз были обмануты и потеряли при заключении мира всё то, что было ими приобретено во время войны. Германия осталась раздробленной на тридцать восемь государств; эта раздробленность мешает всякому внутреннему прогрессу, делает Германию значительно слабее Франции и, сохраняя её положение как наилучшего рынка для английских промышленных изделий, только способствует обогащению английской буржуазии. Пусть этот слой английского народа хвастается своей щедростью, якобы побудившей его посылать огромные суммы денег для продолжения войны с Наполеоном; если даже предположить, что именно буржуазия, — а не трудовой народ, — в действительности должна была выплачивать эти субсидии, то своей щедростью она добивалась только одного: вновь открыть себе континентальные рынки, и это настолько ей удалось, что прибыли, извлечённые ею со времени заключения мира в одной только Германии, не меньше чем в шесть раз покрыли расходы на субсидии. Такова щедрость буржуазии, которая сначала делает вам подарок в виде субсидий, а затем получает с вас за него в шесть раз больше в виде прибыли. Разве появилось бы у неё такое горячее желание платить эти субсидии, если бы по окончании войны должно было произойти обратное и Англии предстояло быть наводнённой немецкими товарами, а не Германии — оставаться в промышленной зависимости от кучки английских капиталистов?