Настя (усмехнувшись). Вот чего вы мне желаете.
Черных. Самого лучшего!.. А разве от того, что ты успокоилась — легче тебе?
Настя. Успокоилась?..
Черных. Вожаком была ты, Настя, за то и любили тебя… Что ты сказала, помнишь, в ту ночь, когда я пришел: с кем строить?..
Настя. Я не про всех сказала — про наш колхоз.
Черных. Чем же ваш колхоз хуже других?
Настя. Не знаю… Может, я сама хуже стала… Я ли не хотела хорошей жизни всем на свете?..
Черных (оглядел комнату). Одна живешь? Никого больше нет у тебя?
Настя. Одна… Сестренка была со мною в эвакуации, на Урале, — замуж вышла там… Ох, война! Верите, Василий Павлович, за войну и за эти годы, чувствую, будто на двадцать лет постарела.
Черных. Еще бы! Что пережили…
Настя. Устала я. И поддержки нет.
Черных. Ну, это неправда! Сегодня тебе хотели от души помочь. Зачем убежала? Куда? В пустую хату. Стены тебе помогут здесь?
Настя. Стены… Насмотрюсь еще на них за зиму… Пока работы в поле — редко бываю дома. А вот зима придет, холодная, снег белый, вьюги…
Черных. Устала?.. Мы в первых рядах идем. И слава нам, и тяжесть — все на наши плечи… Но так уж мы привыкли строить, что без этого жить не можем.
Настя. Это верно, не можем… Может быть, я что-то перестала понимать… Бабы, бабы. Нам бы человека посильнее нас. Трудно нам!.. Вас Тимошин прислал со мною поговорить?
Черных. Нет… Я бы и сам приехал… Знаешь, что Тимошин еще сказал о тебе, когда ты ушла?
Настя. Что?
Черных. Что ты заболела чистоплюйством.
Настя. Что?.. (Засмеялась.) Это еще что такое?
Черных. Это… как бы тебе сказать… ну, не прощаешь другим их недостатки. А сама тоже была когда-то такой.
Настя. Нет! Никогда я против колхоза и в мыслях плохого не подумала!.. Мой муж рвался отсюда в город, нравилось ему, как рабочие живут культурно, дружно. А я ему говорила: уехать — легче всего. Надо сделать, чтоб и здесь было все, как в городе!
Черных. Тимошину тоже, конечно, не все равно, как ты дальше будешь…
Настя. Работать?
Черных. И работать, и жить… Если бы ты просто зазналась — ну что ж, пустой человек. Не так жалко было бы.
Настя. А вам меня жалко?
Черных (помолчав). Я, Настя, давно в партии. Это всегда было главным нашим делом — собирать лучших людей. Беспокойных, настойчивых. Как золотые самородки искали мы их. Случалось — ошибались. Блеснет что-то красивое в человеке, рассмотришь — нет, не золото. Настойчивость тоже разная бывает — чего и как добиваться…
Настя. Может, в вашем колхозе иначе относились к стахановцам. А у нас… В район поедешь — почет тебе, выбирают в президиум, все такое, в области тоже душевно принимают, в Москве — еще лучше. А дома, где каждый день трудишься, — и сплетни, и злоба, и насмешки. От тех самых, для которых трудишься!..
Черных. Не много чести передовикам, если бы им легко было.
Настя. Не то трудно, что трудно, а то трудно, что… (Улыбнулась.) Наговорила!.. Ну, почему бы не понять всем, всем: сегодня больше поработаем — скорее наступит то время, когда всем нам легче станет!
Черных. Все, может быть, еще не поняли, а многие — поняли. Что сказала Голубова: «Чтоб никогда больше никакой враг не пришел на нашу землю!» Это — клятва, верь таким словам!.. А об усталости ты мне не говори. Я тоже будто одну жизнь уже прожил… Поддался было горю, чуть оно меня не сломило. Не хотел на родину возвращаться. А потом посмотрел, как людям трудно. Не мне одному. Нет, поддаваться нельзя!..
Песня на улице. Настя встает, раскрывает окно.
Настя (слушает песню). Мои девчата. С поля идут… Без меня сегодня работали.
Черных. Хорошо поют…
Настя. Раньше всех на работу, позже всех домой. Сколько лет уже я с ними!.. (Срывает с куста под окном веточку сирени.)
Черных. Что это?
Настя. Сирень.
Черных. Почему она в это время цветет?
Настя. Второй раз в нынешнем году зацвели у меня эти кусты. Бывает так… Осенний цвет.
Песня приближается.
(Распахивает все окна). А луна какая! Все видно, как днем. Вон на речке гуси белые спят… Вот поют! (Оборачивается к Черных.) Загулять, что ли, товарищ Черных?