— Добрый день, — сказал комиссар полиции, — мне нужно к профессору Лохеру.
— Вам назначено? — спросила сестра.
— Меня ожидают.
— Пройдите в приемную. — Сестра указала на двустворчатую дверь. — К вам выйдут.
Она пошла дальше, держа под руку старика, дремавшего на ходу, открыла какую-то дверь и скрылась вместе с ним. Голос все еще доносился откуда-то издали. Маттеи вошел в приемную. Это была просторная комната, обставленная старинной мебелью: вольтеровские кресла, огромный диван, над ним в массивной золоченой раме портрет пожилого мужчины — должно быть, учредителя больницы. Кроме того, на стенах были развешаны пейзажи тропических стран, скорее всего Бразилии. Маттеи как будто узнал окрестности Рио-де-Жанейро. Он подошел к двустворчатым дверям, они вели на террасу. Каменные перила были уставлены огромными кактусами. Но парк уже совсем скрылся за сгустившимся туманом. Маттеи смутно различал волнистый ландшафт, посередине не то статуя, не то надгробный памятник, а рядом грозным призраком стоял серебристый тополь. Полицейский комиссар начал терять терпение, закурил сигарету. Эта новая страсть немного успокоила его. Он вернулся в комнату, к дивану, перед которым стоял старый круглый стол со старыми книгами: Гастон Бонье «История французской, швейцарской и бельгийской флоры». Он полистал их. Тщательно вырисованные таблицы, изображения цветов и трав, наверно, очень красивые и успокаивающие. Но полицейскому комиссару они были ни к чему. Он закурил вторую сигарету. Наконец появилась сестра, низенькая подвижная особа в очках без оправы.
— Господин Маттеи? — спросила она.
— Совершенно верно.
Сестра огляделась по сторонам.
— Вы без вещей?
Маттеи отрицательно покачал головой, удивившись такому вопросу.
— Я хотел бы только задать доктору несколько вопросов, — пояснил он.
— Прошу вас, — сказала сестра и распахнула перед Маттеи маленькую дверцу.
Он вошел в маленькую, на удивление убогую комнату. Ничто здесь не напоминало врачебный кабинет. На стенах пейзажи, как в приемной, да еще фотографии ученых мужей, бородатых уродов в очках без оправы, — по-видимому, предшественников доктора Лохера. Письменный стол и стулья были сплошь завалены книгами, кроме одного старого кожаного кресла. Врач сидел, уткнувшись в истории болезней. Это был щуплый, похожий на птицу человечек в белом халате и так же, как сестра и бородатые чучела на стенах, в очках без оправы. Очки без оправы, очевидно, были здесь непременным атрибутом, кто его знает, может быть, даже отличительным признаком какого-то тайного ордена, вроде монашеской тонзуры.
Сестра удалилась. Лохер встал, поздоровался с Маттеи.
— Милости прошу, располагайтесь поудобнее, — смущенно сказал он. — Тут у нас не очень пышно. Мы ведь благотворительное учреждение. И с финансами бывает туговато.
Маттеи сел в кожаное кресло. В комнате было так темно, что врач зажег настольную лампу.
— Разрешите закурить? — спросил Маттеи.
Лохер изумился.
— Пожалуйста, — ответил он и пристально посмотрел на Маттеи поверх своих тусклых очков. — Вы как будто не курили раньше?
— Никогда не курил.
Врач взял лист бумаги и принялся что-то записывать. Должно быть, какие-то данные. Маттеи ждал.
— Вы родились одиннадцатого ноября тысяча девятьсот третьего года. Правильно? — спросил врач, продолжая строчить.
— Ну да.
— По-прежнему проживаете в гостинице «Урбан»?
— Нет, теперь в «Рексе».
— Ага, в «Рексе», на Вайнбергштрассе. Так вы, мой друг, и ютитесь по гостиницам.
— Вас это удивляет?
Врач поднял глаза от бумаг.
— Странный вы человек, Маттеи, — заговорил он. — Тридцать лет постоянно живете в Цюрихе… Другие обзаводятся семьей, растят детей, смотрят в будущее. Неужели у вас вообще нет личной жизни? Простите мой нескромный вопрос.