Выбрать главу

— Согласна.

— Поддерживаю. Меня тоже очень настораживают разговоры про избранных. Один раз имел уже нехороший опыт с рассказами про свою особую миссию.

Информационный сектор начался с обширного зала, напоминавшего музей. Он был весь заставлен витринами — они были столь многочисленны, что нетрудно заблудиться. Иногда витрины стояли настолько тесными рядами, что самое большее можно протиснуться по одному, в других местах их разделяли широкие проходы, где можно было поставить стол, а внизу витрины можно было увидеть непонятные разъёмы. И никакой логики, почему витрины стояли именно так. За первым музейным залом последовал второй, дальше третий и до бесконечности.

Протискиваясь между витринами, друзья разглядывали экспонаты. Это были животные и растения, некоторые они даже встречали живьём на Полигоне. В расположении предметов ощущалась определённая система, но какая — было непонятно. Под стеклом лежали и что-то вроде трилобитов, и всякие рыбы или морские звёзды с размахом лучей в три метра. Им встречались земноводные и разнообразные ящеры, были витрины, в которых стояли удивительного вида звери, покрытые шерстью или колючками. Разглядывать музей подробно не нашлось бы времени, число витрин и их разнообразие были невероятны, а размеры то уменьшались до стенда с небольшой мышью, то увеличивались до гигантских, когда в витрине умещался тиранозавр, а рядом акула-мегалодон. Хотя стоило отдать альвам должное, они сумели хранить экспонаты так хорошо, что сберегли всё до пушинки, до чешуйки и пёрышка: звери казались живыми.

Следом им попалось несколько самых обычных помещений с рабочими местами, на которых Михаил опознал местный аналог терминалов. Что-то вроде клавиатуры непривычной формы, виртуального 3Д-монитора, перчаток виртуальной реальности и странного листа пластика, в котором с помощью Оли опознали генератор твёрдых иллюзий. Если предпочитаешь рисовать или думать «в бумаге» — создаёшь себе лист и на нём пишешь, а дальше стираешь или распечатываешь. Имелся даже аналог мышки. То есть поначалу все не могли понять, зачем рядом с клавиатурой что-то вроде ванночки, над которой, поддерживаемый магнитным полем, висит шарик и его можно вращать в разные стороны. Потом Михаил сообразил — это же манипулятор-мышь.

А дальше снова пошли залы с экспонатами. Менее всего люди ожидали найти такой музей, и это раздражало, потому что не укладывалось ни в какие догадки и идеи. Первое время они ещё просили Алису переводить надписи на табличках под витринами, она честно пыталась. Но мечтая стать биологом, она ещё не имела профессионального образования и не могла соотнести название того или иного динозавра на языке альвов с человеческой классификацией. Да и зачем? Ещё меньше информации несли указанные внизу годы, когда появился тот или иной экспонат. За тысячи лет все календари альвов давно потеряли смысл.

Они вошли в очередное помещение, которое собрало в себе животных уже плейстоценовой тайги — чучела самого натурального пещерного медведя, гигантского лося, саблезубого тигра, гориллоподобного лемура и других. А вместе с ними хорошо знакомый гигантский орангутанг-циклоп. Алиса внезапно воскликнула:

— Я поняла! Так, пошли вперёд, если сейчас будет именно то, чего я думаю… там объясню.

Следом попалась комната, которую Михаил точно не ожидал увидеть. Натуральный игровой Зал славы. Портреты команд-победителей, краткое описание условий текущей игры и победы. Странные пометки: «Этап №1» или «Этап №3». Некоторые портреты имели отметки, аналогичные траурной рамке у людей, причём иногда потери были чуть ли не половина команды.

— Оно! — радостно сказала Алиса.

— Что оно? И что ты поняла? — поинтересовалась Оля. И раздражённо добавила: — Алиса, ну что у тебя за манера рассуждать с видом «тут и ежу понятно»? Я не ёж, мне непонятно.

Подруга не обратила внимание:

— Я поняла, почему всё называется «полигон Венера», и почему этапы с большим номером идут далеко не всегда позднее по дате, есть варианты навроде два-два, которые могут идти после три и четыре. Олька, ты же сама, когда астрономией в восьмом классе бредила, мне про Венеру рассказывала.

— Я и сейчас могу повторить, что она считается сестрой Земли, но из-за парникового эффекта непригодна для жизни. Температура у экватора временами больше ста градусов, две атмосферы у поверхности, кислорода почти нет, зато двадцать процентов углекислого газа. При чём тут это?