— Почему? Я уже убедилась… что мы для него были пыль, камни по дороге под ногами. И чего он ещё сделал, чего я не знаю? — скривилась сестра. — Ну помимо того, что он готов был из мести нас всех отправить на убой.
— Тридцать лет назад, чтобы стать главой нашего клана вместо своего брата, он на пару с Никодимом Воронцовым устроил провокацию, после которой цесаревича Константина вместе с наследниками всех родов Боярской думы лишили права наследования и отправили в ссылку. Доказательства были настолько убойные, что никто не захотел слушать объяснений, пускай официально всё и замяли, чтобы не было слухов. Для всех это была случайность, но учитывая то, чего мы с тобой накопали — наш дед одним выстрелом и расчистил себе дорогу, и обезглавил Боярскую думу. До него там первую скрипку играли Милославские, которые, кстати, во всём поддерживали Рюриковичей. А тут позор сына и наследника главу клана подкосил так, что его хватил инсульт, а во главе рода встал не самый подготовленный для этого человек. Пока он разбирался в делах, время было упущено.
— Вот ублюдок. Это я про деда. И не говори мне, что девушке с моим воспитанием такие слова знать не положено. Да, я уж думала, что хуже я про него думать не смогу. Зря, оказывается. Семью погубил, кризис организовал. Ну и сволочь ты был, дед. Ты сдох давно, а гадить нам продолжаешь, — в сердцах Аня так резко поставила кружку на столик, что аж расплескался чай. — Я же как раз над бумагами, которые Ругимов нашёл, на днях сидела. Если ты прав, и я правильно понимаю, чего наш дед планировал — он же знаешь, чего придумал? Устроить кризис, в стране чуть ли не голодные бунты. Император не справляется — и тут наш дедуля как спаситель. Э… Миша?
— Сроки! Всё сходится, — обмер Михаил. — А я-то не был уверен, что понял правильно… декабрь этого года, покушение на цесаревну Юлию. Если она будет ранена, или того хуже, убита, император в шоке от смерти дочери и наследницы, момент справиться с кризисом упущен. А дальше всё как ты сказала. Что самое паршивое, у меня есть обрывки, предположения — но я даже близко не могу сказать «кто», и действует ли ещё приказ деда.
Брат с сестрой переглянулись, дальше Аня очень тихо сказала:
— Мишка, ты про это не догадался, я этого не слышала. Это же государственная измена. Плевать, что мы про планы деда не знали и давно не Столешниковы. Нам не простят.
— Тогда тем более, я просто обязан пройти это дурацкое испытание, чтобы стать, как его там? Звездой телеэфира, вундеркиндом и чудо-рыцарем, к которому все прислушаются. Тогда ближе к декабрю, если мы сейчас правильно поняли дату и причину — ко мне прислушаются, а цесаревна не пострадает. Но… на всякий случай. И не спорь, Аня. Это крайний вариант, но информация не должна пропасть. Или нам пригодится… или передашь её лично императору, а он пусть решает. Помни. Носителей нужной крови Забытых сейчас трое. Я, Женя и Оля. И вот координаты.
— Что это? Одно… я же буквально позавчера эти координаты в кадастровой ведомости видела, я их помню. Это же наше поместье! Ты специально именно тут землю покупал?
— Да. Первые координаты в Сахаре — это арсенал Забытых и пароль доступа к внешнему контуру. Что второе — я не знаю, мне просто передали координаты. Это — наша с тобой страховка. В самом крайнем случае, и если нас прижмут, она поможет выкупить нам жизнь.
— Очень надеюсь — никогда не понадобится, — еле слышно прошептала Аня.
— Я тоже очень надеюсь.
Глава 10
Экзамены школьные
С утра пришёл мрачный, холодный и туманный осенний день. С вечера моросил дождь, а ночью в сыром воздухе замелькали большие и мягкие хлопья снега, который остался лежать до утра: он ещё растает, и быстро, но уже каждому ясно — до зимы недалеко. Даже здесь, в доме, чувствовалось, что там, за окном, стоит промозглая погода, сияет яркое, но уже негреющее солнце и тянет крепким ароматом увядающей осени. В такое утро хочется поглубже зарыться в одеяло и никуда не ехать… Наверное, потому-то Михаил, которому как раз сегодня никуда уезжать было не нужно — он садился за подготовку к экзаменам — и встал пораньше, бодрый и весёлый. Зато сёстры завтракать в столовую входили позёвывая, и с удовольствием остались бы дома.
При виде Жени, сонной и зевающей, но явно довольной своей идеей, Михаил весело сказал:
— Доброе утро, Женя. Ты меня, честное слово, вчера порадовала. Я-то думал, ты всего одно письмо сделаешь, а ты сделала… ну, скажем, засчитаю шесть. Ладно, семь.
— Миша, это нечестно! — на брата обжигающе глядели негодующие, искренне возмущённые глаза девочки, смотревшие на него в упор. — Я вчера написала сорок три письма!