Когда отец и сын остались вдвоём, Никодим махнул рукой — и дверной проём затянула молочная пелена. Про прочности и защите она не уступала заговорённой двери, которую Никодим снёс перед этим. Дмитрий на это лишь молча покачал головой. Отец крайне не любил демонстрировать, что вообще-то является одним из сильнейших магов клана. А тут два раза за четверть часа, вдобавок в его возрасте не очень полезно вот так резко опустошать резерв мощными плетениями.
— Налей мне, Дима, воды, что ли, из графина? Руки дрожат. Коньячку бы хряпнуть сейчас, и чтобы в стельку, как пьянь подзаборная нажраться — да голова нужна трезвая. Спасибо, выпью водички — и успокоюсь. Вот скажи. Тридцать лет я шёл к этому, а тут как судьба тыкает: остановись. Может, и правда знак?
— Отец, то, что нам придётся опять менять планы — не страшно. Ещё ни один план не выдерживал боя, но мы всегда побеждаем. Не в первый раз. И сейчас победим.
— Красиво сказано. Хоть сейчас на плакат и в агитацию запускай. Знаешь, я вот сейчас впервые задумался: а прав ли я, действительно ли оно надо? Нет, постой, послушай и не перебивай. Дай с самого начала расскажу. Про то, что я Константина убрал, вслух тебе признаюсь впервые, но, думаю, и сам давно догадался?
Дмитрий Воронцов налил себе тоже стакан воды, выпил, потом ответил:
— Секрет Полишинеля, отец. Все давно это понимают, но вслух про такое не говорят — измена. Он мог вместо брата затеять реформы, которые нам…
Раздался кхекающий, каркающий смех Никодима:
— Ничего он не мог. Константин был тряпка с завышенным самомнением, любитель развлекаться тем, что лично из ружья отстреливал бродячих кошек, собак и уличных голубей. Он мечтал о троне, но никогда бы его не получил. Его отец был готов воспользоваться правом менять порядок наследования и уже хотел поставить вторым Иоанна. Но тут Константин и подставил старшего брата.
— Константин? — растерялся Дмитрий. — Но ведь фальшивку делали британцы, я же сам читал в нашем архиве…
Никодим хитрым взглядом посмотрел на сына. Минута слабости прошла. Теперь в кресле сидел всё тот же привычный, глава могущественного рода, который как столетний дуб — морщинист корой, весь в шрамах эпох, но кряжист и несокрушим.
— Даже нашему закрытому семейному архиву можно доверять не всё. Сейчас эту тайну знаю лишь я один да Володя, остальные давно в могиле. Никита был, но и он, и все, кому он мог рассказать — тоже летом ещё черти прибрали. Теперь вот ты ещё. Что-то, может, этот Михаил ещё догадался. Очень умный мальчик. Только если и догадался, он не зря намекнул — будет молчать, и нас просит молчать. Делали фальшивую девчонку британцы. Они тогда рассчитывали отхватить кусок французской Канады или попробовать присоединить Республику одинокой звезды. Чтобы в этот момент французам и испанцам было чем заняться здесь, подсунуть наследнику девчонку, которая станет императрицей — а на неё хороший поводок. Сразу после коронации она втянула бы нас в свару с теми же французами. Только у них всё равно ничего бы не вышло, если бы не Константин. Британцы думали — это они его используют. И данные матрицы для идеальной совместимости у него выманили, и через него цесаревича познакомили. А на самом деле это он их… хе-хе… с самого начала вёл. Он же всё в нужный момент и слил, чтобы брата свалить.
Дмитрий ошалело посмотрел на отца:
— Но это же… государственная измена. На уровне императорской семьи.
— Измена. Как формально и то измена, что мы с Никитой про это не сообщили. Мне скоро ответ перед Богом держать, можно душой не кривить. Я придумал — Никитка организовал с той вечеринкой. И не буду врать, я хотел старшего брата убрать. Но не только из-за власти, он погубил бы семью. Он ведь как твой Лёнька был, такой же. Этим его Константин и держал, думал, как императором станет — Воронцовы как послушные псы при нём будут.
Дмитрий отвёл взгляд в сторону, но слова прозвучали твёрдо:
— Я понял, про что ты, отец. Ты… — голос всё-таки дрогнул. — Ты оказался прав. Я как ты сказал, внимательно проверил, что мой сын делал — и чего я по глупости помогал ему скрывать. Лучше пусть как сейчас, погиб, сражаясь за род — чем мне его своими руками казнить пришлось бы. А пришлось бы. Я ему верил, я закрывал глаза — а он бы подставил всю нашу семью. Ты прав, если бы про него узнали, то на вилы бы подняли.
— Хорошо, что ты понял. И хорошо, что ты это сейчас мне смог сказать. На своей шкуре понял, чем такая вот излишняя мягкость, ведь свой же — может закончиться. Ждал, ждал от тебя, потому у нас с тобой сейчас этот разговор и идёт. Когда получилось не только Константина свалить, но и остальных наследников, и стало ясно — Боярскую думу мы под себя подомнём, тогда мне и Никите в голову и пришёл план. Как вместо императора править, а клятву не нарушить. Тридцать лет мы к этому вместе шли, подозревали друг друга, ножа в спину боялись, да не могли друг без друга обойтись. Вот нет теперь Никиты… А мне как сам Господь говорить начал: подумай, не станет ли платой за императорскую корону наша семья?