Кобас, который лежал рядом, вдруг приподнял голову и насторожил острые уши.
— Ты что? — спросил Костя. — Кого слышишь?
В тайге было тихо. Только ветер шумел по вершинам так же ровно и глухо, как шумит большая Катунь… Костя положил руку на лобастую голову Кобаса:
— Кобас, а почему у тебя черные пятнышки над глазами? Это у тебя брови, что ли? И нос у тебя черный, а сам весь желтый…
Но Кобас, чуть-чуть улыбнувшись Косте глазами, снова скосился куда-то в сторону Кологоша… И вдруг вскочил, отрывисто залаял сквозь зубы, завертел хвостом, бросился к ручью, через который пролегала дорога.
«Что это он, однако? — удивился Костя. — Надо, пожалуй, ружье взять… — И тут же вспомнил: — Вот дурак! Да сегодня же мне тетя Стеша продукты привезти должна. Это же, наверное, она и едет».
Костя спустился к избушке. Лицо его просияло. Конечно, можно разговаривать и с Кобасом и с кроликами, но без человеческого голоса все-таки долго не проживешь! И главное — он сейчас все узнает: как дома, как в колхозе, что с их школьным садом… Много ли яблонек погибло?.. И ездили ли за саженцами в Горно-Алтайск?.. Тетя Стеша, конечно, все это знает…
Широкие кусты закрывали дорогу, но Костя уже слышал мерный шаг лошади, треск сухих сучьев под колесами. Вот уже и дуга, знакомая школьная темно-красная дуга замелькала среди веток. А вот и Соколик идет, помахивая гривой и упираясь передними ногами, чтобы не раскатить с горы возок… И вдруг тоненький задорный и радостный голос зазвенел над Кологошем:
— Кенскин! Кенскин! Кенскин!..
Костя сбежал к ручью, не веря своим ушам:
— Чечек?
Чечек стояла в повозке, туго натянув вожжи. Увидев Костю, она пустила Соколика рысью. Гремя повозкой, Соколик промчался с горы, пробежал через ручей, поднимая высокие брызги, и, с разбегу вынеся повозку на бугор, остановился около избушки. Чечек спрыгнула с повозки:
— Эзен[6], Кенскин!
У Кости светились глаза, но ответил он сдержанно:
— Здравствуй!
А Чечек не хотела замечать этой сдержанности. Она подбежала к Косте, шаловливо сдвинула на одну бровь свою шапочку и, смеясь, заглянула ему в глаза:
— Якши-якши ба[7], Кенскин?
— Ничего, якши, хорошо живу! — И не выдержал, улыбнулся. — А ну тебя, бурундук!
Чечек рассмеялась, захлопала в ладоши. Потом вприпрыжку, вперегонки с Кобасом подбежала к повозке:
— А гляди, чего я тебе привезла! Вот сало — матушка прислала, вот яйца в кошелке, вот бидончик молока. Хлебушек матушка испекла…
Костя, распрягая лошадь, поглядывал на Чечек. Ну конечно, все забыто: ссоры, разлад, огорчения…
Пока он спутывал лошадь и убирал сбрую, Чечек заглянула в избушку:
— А как ты тут живешь? А это твоя постель? А это печка — ты тут обед варишь? И на костре варишь?.. А в избушке у тебя стола нет, ты, как наша бабушка Тарынчак, без стола живешь!.. А, у тебя стол вот где, на улице! Даже скамейки стоят! Кенскин, давай сейчас картошки с салом нажарим…
— Сейчас нажарим, подожди, — сказал Костя. — Ты, однако, сядь, притихни немножко.
Чечек живо уселась на старый обрубок у костра:
— Сижу, притихла!
Костя сунул горящую кору под сложенные поленья:
— Сейчас картошки нажарим и чай вскипятим. Ты только сначала скажи мне: за яблоньками ездили?
— Ездили, Кенскин. И я ездила… А что я видела! Какие там яблоньки!.. Они цвели, Кенскин. Они все цвели! Ты не веришь? Все, все цвели! Весь сад был розовый, весь сад, Кенскин!
— Ну, подожди, подожди… Саженцев нам дали?
Чечек широко открыла глаза:
— Саженцев? А зачем? Зачем нам саженцы, Кенскин?..
Вдруг она звонко и счастливо рассмеялась:
— Да, ты же еще и не знаешь ничего! Ведь наши-то яблоньки не погибли! Даже ни капельки не погибли!
Костя, боясь поверить, смотрел на Чечек. Чечек, радуясь его изумлению, захлопала в ладоши:
— Да, да, не погибли! Ничуть не погибли! Мы на другой же день поехали в Горно-Алтайск к Лисавенко. Я и самого Лисавенко видела. Он в очках. И добрый: как взглянет сквозь очки, сначала забоишься, а он возьмет и улыбнется. И разговаривал с нами, все рассказывал: как лучше сажать, как белить их надо, как обрезать… Обещал сам к нам приехать: хочет посмотреть наш сад…
— Ну подожди, — прервал ее Костя, — ты скажи: а как же оказалось, что наши яблоньки не погибли? Они тогда и обвисли и почернели даже…