Ребята слушали, не сводя с него глаз. Особенно Женька. Военная слава Виктора ошеломляла его.
— Виктор, а воевать страшно?
— Наверное, страшно. Не знаю. Когда бой идет, об этом не думаешь.
— Эх, мне бы пушку! Самую большую бы!
— А почему большую? Ловчее под нее прятаться?
— О, я бы не прятался! Я бы им бабахнул как следует. Вот здорово такая бьет, наверно, а?
— А «катюшу» не хочешь?
У Женьки даже дух захватило:
— О! Кабы мне «катюшу» дали — я бы их засыпал! День и ночь палил бы!
А Раиса гордилась. И так важно держалась, будто не Виктор, а она подбила Гудериановы танки, будто не Виктор, а она стояла у зенитного орудия под вражеским огнем.
И когда Груня звала ее на работу, она не упускала случая, чтобы сказать:
— А что ты хозяйничаешь? Что твой отец председатель? Подумаешь! А мой брат Гудериана победил!
Виктор не обманул ребят — пришел к ним на покос. Было очень жарко, всех разморило, сено было душное и тяжелое — долговязая лесная трава. Но когда увидели, что идет к ним Виктор со своими большими граблями, то сразу подбодрились. Ожили, загомонили, как птичий выводок.
— А ну-ка, дай я охапочку наберу!
Виктор размахнулся граблями, чуть не целую скирдушку пригреб к ноге, поднял охапку выше головы и понес… Сразу четверть лужайки опустела.
— Вот так охапочка! — засмеялась Стенька и присела от смеха. — Вот так охапочка!
— Скорей вал заваливайте, — кричала Груня, торопливо работая граблями, — скорей! А то Виктору набирать нечего!
Ребята все сразу со смехом бросились заваливать сено. А Виктор подошел, взмахнул граблями раз, другой, третий — и опять весь вал загреб и понес в скирдушку.
— Скорей! — снова закричала Груня.
И снова, толкаясь и смеясь, торопились заваливать…
Ребятишки раскраснелись, запыхались, волосы у них взмокли от пота, у Ромашки вихор так и торчал кверху — словно его корова со лба лизнула. Но зато сено убрали так быстро, что и сами удивились.
— Во как! Будто ветром подмело!
— А вы, как я погляжу, работать умеете, — сказал Виктор. — Ничего, проворные!
— А то как же! — отозвалась Стенька. — А то разве не умеем!
— Еще и не такие работы делали, — вытирая лицо подолом рубахи, прогудел Ромашка. — Мы весной поле под овес заступами вскапывали… А это что!.. Гулянки!..
— Заступами под овес, — задумчиво повторил Виктор. — Да… Это, пожалуй, не легче, чем нам на фронте…
Карие глаза его вдруг стали ласковыми.
— Ах, ребятишки, — сказал он, — вы еще и не знаете, какие вы большие герои!
Раиса только фыркнула:
— Герои! С граблями да с лопатами!
Виктор посмотрел на нее неодобрительно:
— А ты думаешь, что герои только с винтовками да с пулеметами и бывают?.. Ну, а что ж тот овес — уродился? — спросил Виктор.
— А пойдемте посмотрим! — живо ответила ему Груня. — Поле недалеко!
Женька подскочил:
— Пойдемте! И то, давно на том поле не были!
— А что там смотреть? — лениво сказала Раиса. — Тащиться туда!.. Ну, овес и овес — чего интересного?
— Тебе, конечно, смотреть неинтересно! — сказал Ромашка. — Ты поле не копала, так чего ж тебе на овес смотреть?
— Как это не копала? — задористо начала Раиса, но слегка покраснела и умолкла.
Виктор с удивлением поглядел на нее.
— Немного, — продолжала она, — но все-таки…
— Ну, пойдемте, пойдемте! — закричала Стенька. — А то скоро сено сгребать.
И все нестройной гурьбой пошли на поле.
Овес был недалеко, на бугре за деревней. Еще издали видно было, как блестит и переливается овсяное поле, как идут по полю медленные серебристые волны. А когда подошли ближе, овес встал перед ними густой синеватой стеной, и тяжелые чеканные кисти его, казалось, погромыхивали под ветром.
— Вот это овес! — закричал Женька. — Вот так богатырский овес! Это все потому, что я копал да разные слова приговаривал: «Уродись ты, овес, чтобы ты высокий рос, чтоб ты рос-перерос, выше елок и берез!..» Вот он и вырос!
— Приговаривал! А что ж мы не слышали?
— А я шепотом!
— Вот теперь и лошади сыты будут, — негромко сказал Ромашка.
— А как руки болели тогда, — вспомнил Козлик, — даже плечи не разогнешь!
Виктор задумчиво поглядел на ребят, на каждого отдельно. И спросил как бы про себя:
— Болели?
— О, еще как! — тихо сказала Груня.
— «О, еще как»! — засмеялся Женька. — А все, бывало, не сознавалась!
Груня засмеялась тоже:
— А мне и нельзя сознаваться — я ведь бригадир!
— Ты бригадир? — удивился Виктор. — Как же я до сих пор этого не знал? А ведь я думал, бригадир — Ромашка. Я даже и не спрашивал!