Выбрать главу
Покройте попоной, мохнатым ковром;   В мой луг под уздцы отведите; Купайте, кормите отборным зерном;   Водой ключевою поите». И отроки тотчас с конем отошли, А князю другого коня подвели.
Пирует с дружиною вещий Олег   При звоне веселом стакана. И кудри их белы, как утренний снег   Над славной главою кургана… Они поминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они…
«А где мой товарищ? – промолвил Олег, –   Скажите, где конь мой ретивый? Здоров ли? всё так же ль лего́к его бег?   Всё тот же ль он бурный, игривый?» И внемлет ответу: на холме крутом Давно уж почил непробудным он сном.
Могучий Олег головою поник   И думает: «Что же гаданье? Кудесник, ты лживый, безумный старик!   Презреть бы твое предсказанье! Мой конь и доныне носил бы меня». И хочет увидеть он кости коня.
Вот едет могучий Олег со двора,   С ним Игорь и старые гости, И видят: на холме, у брега Днепра,   Лежат благородные кости; Их моют дожди, засыпает их пыль, И ветер волнует над ними ковыль.
Князь тихо на череп коня наступил   И молвил: «Спи, друг одинокий! Твой старый хозяин тебя пережил:   На тризне, уже недалекой, Не ты под секирой ковыль обагришь И жаркою кровью мой прах напоишь!
Так вот где таилась погибель моя!   Мне смертию кость угрожала!» Из мертвой главы гробовая змия   Шипя между тем выползала; Как черная лента, вкруг ног обвилась: И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
Ковши круговые, запенясь, шипят   На тризне плачевной Олега: Князь Игорь и Ольга на холме сидят;   Дружина пирует у брега; Бойцы поминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они.

Таврида*

Gib meine Jugend mir zurück![4]1

 Ты, сердцу непонятный мрак2, Приют отчаянья слепого, Ничтожество! пустой призрак, Не жажду твоего покрова! Мечтанья жизни разлюбя, Счастливых дней не знав от века, Я всё не верую в тебя, Ты чуждо мысли человека! Тебя страшится гордый ум! Так путник, с вышины внимая Ручьев альпийских вечный шум И взоры в бездну погружая, Невольным ужасом томим, Дрожит, колеблется: пред ним Предметы движутся, темнеют, В нем чувства хладные немеют, Кругом оплота ищет он, Всё мчится, меркнет, исчезает… И хладный обморока сон На край горы его бросает… Конечно, дух бессмертен мой, Но, улетев в миры иные, Ужели с ризой гробовой Все чувства брошу я земные И чужд мне будет мир земной? Ужели там, где всё блистает Нетленной славой и красой, Где чистый пламень пожирает Несовершенство бытия, Минутной жизни впечатлений Не сохранит душа моя, Не буду ведать сожалений, Тоску любви забуду я?..
 Любви! Но что же за могилой Переживет еще меня? Во мне бессмертна память милой, Что без нее душа моя? Зачем не верить вам, поэты? Да, тени тайною толпой От берегов печальной Леты Слетаются на брег земной. Они уныло посещают Места, где жизнь была милей, И в сновиденьях утешают Сердца покинутых друзей… Они, бессмертие вкушая, В Элизий поджидают их, Как в праздник ждет семья родная Замедливших гостей своих…
 Мечты поэзии прелестной, Благословенные мечты! Люблю ваш сумрак неизвестный И ваши тайные цветы.
 Так, если удаляться можно Оттоль, где вечный свет горит, Где счастье вечно, непреложно, Мой дух к Юрзуфу прилетит. Счастливый край, где блещут воды, Лаская пышные брега, И светлой роскошью природы Озарены холмы, луга, Где скал нахмуренные своды3 . . . . . . . . . .
 Ты вновь со мною, наслажденье; В душе утихло мрачных дум Однообразное волненье! Воскресли чувства, ясен ум. Какой-то негой неизвестной, Какой-то грустью полон я; Одушевленные поля, Холмы Тавриды, край прелестный, Я снова посещаю вас, Пью жадно воздух сладострастья, Как будто слышу близкий глас Давно затерянного счастья. . . . . . . . . . .
 За нею по наклону гор4 Я шел дорогой неизвестной, И примечал мой робкий взор Следы ноги ее прелестной. Зачем не смел ее следов Коснуться жаркими устами . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Нет, никогда средь бурных дней Мятежной юности моей Я не желал с таким волненьем Лобзать уста младых Цирцей И перси, полные томленьем. . . . . . . . . . .
вернуться

4

Возврати мне мою юность! (нем.)