Выбрать главу

14 марта 1860

Первый шаг в Европу*

Как дядю моего, Ивана Ильича, Нечаянно сразил удар паралича, В его наследственном имении Корсунском, – Я памятник ему воздвигнул сгоряча, А души заложил в совете опекунском.
Мои домашние, особенно жена, Пристали: «Жизнь для нас на родине скучна! Кто: „ангел!“, кто: „злодей!“ вези нас за границу!» Я крикнул старосту Ивана Кузьмина, Именье сдал ему и – укатил в столицу.
В столице получив немедленно паспорт, Я сел на пароход и уронил за борт Горячую слезу, невольный дар отчизне… «Утешься, – прошептал нас увлекавший черт, – Отраду ты найдешь в немецкой дешевизне», –
И я утешился… И тут уж недолга Развязка мрачная: минули мы брега Священной родины, минули Свинемюнде, Приехали в Берлин – и обрели врага В Луизе-Августе-Фернанде-Кунигунде.
Так горничная тварь в гостинице звалась. Но я предупредить обязан прежде вас, Что Лидия – моя дражайшая супруга – Ужасно горяча: как будто родилась Под небом Африки; в ней дышат страсти юга!
В отечестве она не знала им узды: Покорно ей вручив правления бразды, Я скоро подчинил ей волю и рассудок (В сочельник крошки в рот не брал я до звезды, Хоть голоду терпеть не может мой желудок),
И всяк за мною вслед во всём ей потакал, Противоречием никто не раздражал Из опасенья слез, трагических истерик., В гостинице, едва я умываться стал, Вдруг слышу: Лидия бушует, словно Терек.
Я бросился туда. Вот что случилось с ней.. О ужас! о позор! В небрежности своей, Луиза, Лидию с дороги раздевая, Царапнула слегка булавкой шею ей, А Лидия моя, не долго размышляя…
Но что тут говорить? Тут нужны не слова; Тут громы нужны бы… Недвижна, чуть жива, Стояла Лидия в какой-то думе новой. Растрепана коса, поникла голова: «На натиск пламенный ей был отпор суровый!..»
Слова моей жены: «О друг, Иван Ильич! – Мне вспомнились тогда. – Здесь грубость, мрак и дичь, Здесь жить я не могу – вези меня в Европу!» Ах, лучше б, душечка, в деревне девок стричь Да надирать виски безгласному холопу!

«О гласность русская! Ты быстро зашагала…»*

О гласность русская! ты быстро зашагала, Как бы в восторженном каком-то забытье: Живого Чацкина ты прежде защищала, А ныне добралась до мертвого Кювье.

Мысли журналиста при чтении программы, обещающей не щадить литературных авторитетов*

Что ты задумал, несчастный? Что ты дерзнул обещать?.. Помысел самый опасный – Авторитеты карать!
В доброе старое время, Время эклог и баллад, Пишущей братии племя Было скромнее стократ.
С неостывающим жаром С детства до старости лет На альманачника даром Пишет, бывало, поэт;
Скромен как майская роза, Он не гнался за грошом. Самая лучшая проза Тоже была нипочем.
Руки дыханием грея, Труженик пел соловьем, А журналист, богатея, Строил – то дачу, то дом.
Нынче – ужасное время, Нет и в поэтах души! Пишущей братии племя Стало сбирать барыши.
Всякий живет сибаритом… Майков, Полонский и Фет – Подступу к этим пиитам, Что называется, нет!
Дорог ужасно Тургенев – Публики первый герой – Эта Елена, Берсенев, Этот Инсаров… ой-ой!
Выгрузишь разом карманы И поправляйся потом! На Гончарова романы Можно бы выстроить дом.