За буквари*
Зверь – не зверь, всего книжонка
Всполошила всех Ерём:
«Вот беда, взбесилась женка:
Занялася букварем!»
«У моей, брат, те же штуки.
Просто плюнуть да бежать!»
«Много ль надоть им науки,
Чтоб уметь детей рожать?!»
«Бабу след от книг отвадить:
Знай свое веретено!»
«С бабой грамотной не сладить!»
«То-то, братцы, и оно!»
«Как же быть-то?!»
Споры жарки,
Но сошлися все на том:
«Буквари все – на цыгарки!
Ну, а баб… учить кнутом!»
Если б в селах были сходы
Из одних таких Ерём,
Не видали б мы свободы,
Выли б с барами, с царем.
На Ерём на всех припевки
Надо плюнуть: дикари.
Смело, бабы, тетки, девки,
Все – садись за буквари!
Рабочий привет*
По поводу 30-летия Владимира Ильича Ленина
Еще не улеглись порывы урагана,
Еще корабль дрожал, встречая грозный вал,
Но, повинуйся искусству капитана,
Ходил уверенно в его руках штурвал.
Шум бури заглушив потоком слов хвалебных
И окружив толпой восторженной того,
Чей гений вел корабль среди стихий враждебных,
Усталый экипаж приветствовал его.
Матросов обведя спокойными глазами,
На их приветствие ответил капитан:
«Меня хваля, себя тем хвалите вы сами.
Но… где ж испытанный товарищ наш, Хуан?»
«Х-хе! – кто-то отвечал с насмешкою задорной. –
Хуан приветствовать тебя придет… в порту.
Сейчас он молотом внизу стучит упорно,
Чиня пробоину в борту!»
И молвил капитан: «Скажите же Хуану:
Штурвала выпустить я не могу из рук.
Пусть громче бьет Хуан, – его я слушать стану:
Приветствий слаще всех мне будет этот стук!»
Друзья, приветствуя родного «Ильича»,
Ответной похвалы лишь будет тот достоин,
Кто, тяжким молотом (не языком!) стуча,
Спасает наш корабль от тысячи пробоин.
Тризна*
Польские паны под напором красных советских войск, не будучи в силах удержаться в Киеве и потеряв надежду захватить его снова, перед своим отступлением взорвали водопровод, электрическую станцию, все вокзалы, знаменитый Владимирский собор.
Кто говорит: «позор»? Чья «честь» омрачена?
Иль мы не знаем панской чести,
Как велика ее цена?
Или не знает пан, что нет его поместий,
Что им затеяна последняя война,
Что голова его давно обречена,
Что не уйти ему от справедливой мести?
Им разрушаются плоды его ль трудов?
Иль он на храм смотрел, как на свою святыню?
Пред гибелью своей он все свершить готов,
Чтоб не осталося на свете городов,
Чтоб превратился мир в пустыню,
Чтоб ни единый ключ живой воды не бил,
Чтоб без питания и света,
Могила всех панов и всех, кто их сгубил,
Среди угаснувших светил
Плыла земля – свой век отжившая планета.
Бойцы, сомкните же дружней свои ряды,
И, в краткий срок отбив советскую отчизну
От всей помещичьей, шляхетской злой орды,
С рабочими всех стран, в лучах одной звезды,
По всем панам всемирно справим тризну.
Оценка*
На предложение, сделанное русскими эмигрантами – дать швейцарским банкам в обеспечение свои имения и дома в России, представитель швейцарских интересов заявил: 1) что предложенный залог – миф, никаких гарантий не дающий, 2) что русские должны обеспечить заем реальными гарантиями, как то: драгоценностями, имениями где либо за границей или в Польше.
Персоной будучи в кругах известных видной,
Потомственный буржуй с осанкою солидной
(При случае его я назову)
Зашел в Париже в банк и сразу: «Вуле-ву?
На редкость выгодная сделка.
Мне банк даст золота, я банку – векселя
Под обеспеченье!..»
«Какое?»
«Есть земля…
Вполне исправное громадное именье,
При нем завод – мое почтенье!
Железный путь совсем вблизи,
Большая пристань тут же рядом…»
Какой же банк таким побрезгует закладом?
В минуту дело на мази.
Но… вмиг всю сделку погубило
Словцо, всего одно словцо.
Директор банковский, смеявшийся так мило,
Вдруг скорчил кислое лицо:
«А как – пардон, мусью! – как велика оценка
Именья вашего?»
«Мильон».
«Мерси, мерси!..
А где ж, мусью, оно?»
«Где? – побелев, как стенка,
Забормотал буржуй. – В России!.. Ан Рюсси!..»
«Ах, ан Рюсси!» – вздохнул в ответ директор банка
И дал российскому мусью… на чай полфранка!