1921
Одинокий лицедей*
И пока над Царским Селом
Лилось пенье и слезы Ахматовой,
Я, моток волшебницы разматывая,
Как сонный труп влачился по пустыне,
Где умирала невозможность.
Усталый лицедей,
Шагая напролом.
А между тем курчавое чело
Подземного быка в пещерах темных
Кроваво чавкало и кушало людей
В дыму угроз нескромных.
И волей месяца окутан,
Как в сонный плащ вечерний странник,
Во сне над пропастями прыгал
И шел с утеса на утес.
Слепой я шел, пока
Меня свободы ветер двигал
И бил косым дождем.
И бычью голову я снял с могучих мяс и кости,
И у стены поставил.
Как воин истины, я ею потрясал над миром:
Смотрите, вот она!
Вот то курчавое чело, которому пылали раньше толпы
И с ужасом
Я понял, что я никем не видим:
Что нужно сеять очи,
Что должен сеятель очей идти!
1921, 1922
«Дикий хорон, дикий хорон…»*
Дикий хорон, дикий хорон,
Где ты, где ты?
Точно ворон, точно ворон,
Крылья умраком одеты.
<1921>
«Столетие, трупей!..»*
Столетие, трупей!
Трупарствуй и гробарствуй.
Летите, идеса!
Хатарствуй,
Хохотарствуй,
Охотарев<ай>
В охотарные поля.
Из барства
Избарства
Ушли
Идусь,
Идуса.
Мозгарствуй,
<Хорон>.
<1921>, 1922
«Больше падежей…»*
Больше падежей
Искусственных
Умерших солнц.
Больше волыпи в мертвые очи.
Это изник
Узник себя, вольшевик.
Лоб – булыгою,
Книгой илийных столетий.
Бел и смел,
Илевик иловал
– Гробеса с собесами,
Трупеса с тропесами –
Илует тропы и трупы.
Нети идее,
Нети видес.
И бессильны волосы-летежй
И не нужны одежд хрустежи.
Это вольшак
Сломал шаг,
Волосами дыша,
Замолчал, задушил
Божествующий рев, божествующий крик.
Долоем
Не вытер беднец пыль потолка.
Это жизни уа,
Гроба ау,
Гопак торжествующих
Тог.
Поставить итог
И того и этого
Смог
Смерти бог,
В свинцовый воя рог.
1921
«В каждом громком слове…»*
В каждом громком слове,
Как в тучном удаве рог оленя,
Мы можем узнать,
Кого оно насилует и пожирает,
Чьим молчанием питается.
Вот слово «большевик».
Под ним лежит звуковое молчание «волыиевик».
Большевик – больше.
Кого больше?
Больше – более воли.
Вот кто молчит из-под слова «большевик», придавленный им к земле.
Каждое слово опирается на молчание своего противника.
1921
«В море мора! в море мора!..»*
В море мора! в море мора!
Точно чайка!
Чрезвычайка
То в подвале, в чердаке то,
То в гостиной, то в халупе
Заковала, заковала
Большевицких
Горы трупов.
Точно чайка!
Чрезвычайка
То опустит лапы алые,
В море смерти окунется,
Стонов смерти зачерпнет,
То в простыни земляные
Обовьет тела усталые,
Трупы мертвых завернет
И подушкой черной глины
Успокоит мертвецов,
И под ногти бледно-синие
Гвозди длинные вобьет.
Море плачет. Море воет.
Мы прошли моря и степи.
Годы, годы
Мы мечтали о свободе.
И свидетель наши дети:
Разве эти
Смерть и цепи
Победителя венок?
Кто расскажет, кто поверит
В горы трупов по утрам,
Где следы от мертвых ног,
На кладбищах, где гроба
Роет белая судьба?!
Кто узнает, кто поверит
В новый овощ, новый плод –
Яблоко глазное!