1922
«Солнца лучи в черном глазу…»*
Солнца лучи в черном глазу
У быка
И на крыле синей мухи,
Свадебной капли чертой
Мелькнувшей над ним.
1922
«Ну, тащися, сивка…»*
Ну, тащися, сивка
Шара земного.
Айда, понемногу.
Я запряг тебя
Сохой звездною,
Я стегаю тебя
Плеткой грезною.
Что пою о всём,
Тем кормлю овсом,
Я сорву крутом траву отчую
И тебя кормлю, ею потчую.
Не затем кормлю, –
Седину позорить:
Дедину люблю
И хочу озорить!
Полной чашей торбы
Насыпаю овса,
До всеобщей борьбы
За полет в небеса.
Я студеной водою
Расскажу, где иду я,
Что великие числа –
Пастухи моей мысли.
Я затем накормил,
Чтоб схватить паруса,
Ведь овес тебе мил
И приятна роса.
Я затем сорвал
Сена доброго,
Что прочла душа, по грядущему чтица, –
Что созвездья вот подымается вал,
А гроза налетает, как птица.
Приятель белогривый, – знашь? –
Чья грива тонет в снежных горах.
На тучах надпись «Наш»,
А это значит: готовлю порох.
Ну, тащися, сивка, по этому пути
Шара земного, – сивка Кольцова, кляча Толстого.
Кто меня кличет из Млечного Пути?
А? Вова?
В звезды стучится!
Друг! Дай пожму твое благородное копытце!
2 февраля 1922
Не шалить!*
Эй, молодчики-купчики,
Ветерок в голове!
В пугачевском тулупчике
Я иду по Москве!
Не затем высока
Воля правды у нас,
В соболях – рысаках
Чтоб катались, глумясь.
Не затем у врага
Кровь лилась по дешевке,
Чтоб несли жемчуга
Руки каждой торговки.
Не зубами скрипеть
Ночью долгою,
Буду плыть, буду петь
Доном – Волгою!
Я пошлю вперед
Вечеровые уструги.
Кто со мною – в полет?
А со мной – мои други!
Февраль 1922
«Трата, и труд, и трение…»*
Трата, и труд, и трение,
Теките из озера три!
Дело и дар – из озера два!
Трава мешает ходить ногам,
Отрава гасит душу и стынет кровь.
Тупому ножу трудно резать.
Тупик – это путь с отрицательным множителем.
Любо идти по дороге веселому,
Трудно и тяжко тропою тащиться.
Туша, лишенная духа,
Труп неподвижный, лишенный движения,
Труна – домовина для мертвых,
Где нельзя шевельнуться, –
Все вы течете из тройки.
А дело, добро – из озера два.
Дева и дух, крылами шумите оттуда же.
Два – движет, трется – три.
«Трави ужи», – кричат на Волге,
Задерживая кошку.
1922
«К зеркалу подошел…»*
К зеркалу подошел.
Я велик. Не во всякую дверь прохожу.
Я уравнил победы венок и листья стыда и военного срама.
Для славы морской дал простой и дешевый закон
(В заботе о бедных и нищих умом).
Мои уравнения сильнее морских крепостей из железа плавучего
Островов из железа, где плещется смерть в черном кружеве чугунных цепей
В острой осоке раскрашенных труб, в паутине снастей для бурь паука
Где певчие птицы щебечут чугунной пальбой,
Где выстрел из мглы – бормотанье утренней славки
Белых от утра болот.
И если плавучая крепость, громада морская,
Морской утюг, чей (бритвой!) нос громады бреет бурь,
Собаки послушнее, хорошо выстеганной,
На голос идет господина, ложится в ногах, –
Плуг моря <упругий>
Гнет повороты дороги, кладет и туда и сюда комья бурь,
Как лемех сохи кладет пласты чернозема
Так, как <хочет его господин с бледным лбом>,
От простого нажима руки господина.
Я застегиваю перчатку столетий.
Запонкой перемены знака
Сменяю событий узор и цвета,
Ежели в энном ряду
Усядутся в кресло два
Вместо трех.
1922