Москва
Недвижно я стою, смущением объятый.
Гляжу: внизу передо мной,
Повитые туманной синевой,
Виднеются и храмы и палаты.
Заката луч на куполах
Горячим золотом сверкает и искрится.
Москва! Москва! Кто духом не смутится?
В чье сердце не войдет невольно страх?
Да! Семь веков! А что ты претерпела!
Тебя татарин грабил злой
И жёг тебя – и ты горела.
Под Иоанновой рукой
Ты казни страшные терпела.
Но ты в беде не оскудела,
Ты встала вновь! И грянул бой!
Мы отступали, насожженье
Тебя оставивши, и нам
Ты послужила во спасенье,
Но в гибель дрогнувшим врагам.
<1892>
На Воробьевых горах
Песня («Я плыву. Луна златая…»)
Я плыву. Луна златая
Ярко светит. Тишь вокруг.
Чу! Русалка молодая
Там вдали мелькнула вдруг.
Нет! То тихий ветер в поле
Налетел вдруг на меня.
Ах! Гуляй, гуляй на воле,
Моя легкая ладья.
Под кормою
Полосою
Блещут отблески луны.
И сверкая,
И играя
От движения волны.
Размахнусь веслом широким,
«Берегись! С дороги прочь!»
Берега уже далеко,
А кругом немая ночь.
Берегов не видно боле,
Тишь и гладь вокруг меня,
Ах! Гуляй, гуляй на воле,
Моя легкая ладья.
Под кормою
Полосою
Блещут отблески луны,
И сверкая,
И играя
От движения волны.
15 июня 1892
Воробьевы горы
Н. Н. ***
Пускай тебя клеймят позором
И говорят, что ты жесток.
Я не поверю этим вздорам,
Нет! Быть жестоким ты не мог.
Ужели только лицемеря,
Свои поэмы ты писал?
Нет! Этим толкам я не верю.
Нет! Ты народ не презирал.
Но ты любил его душою,
С ним вместе плакал и страдал.
Нет! Только б ложию одною
Ты б так сердца не потрясал.
27 июня 1892
«Ах вы, годы, мои годы!..»
Ах вы, годы, мои годы!
Ах, ты юность моя! где ты?
Где пора любви, свободы?
Ах! Промчались эти лета!
Где и та, с которой ночи
Мы в ту пору коротали,
И которой чудны очи
Мне всю душу прожигали?
Но и та по воле рока
Вечным сном уже почила,
И в стране иной, далекой
Ее грустная могила.
Да! Бывало той порою:
Только солнце заходило,
Мы уж с нею под сосною.
Быстро время проходило.
Не успеешь оглянуться –
А восток уже белеет,
Птицы с криком пронесутся,
Ветер утренний повеет.
И пора уж расходиться.
Золотое время было.
Ах! Ему не возвратиться.
А прошедшее всё мило!
28 июля 1892
Элегия
Дождливые ночи, дождливые дни,
Печальные думы наводят они.
Бывало, наступит такая пора:
Проснешься, а дождик давно уж с утра,
Как мелкою сеткою, всё моросит.
Заглянешь в окошко: картины унылы,
В них видится скука и холод могилы.
Вон лес в отдалении темный стоит,
У леса деревня на скате видна:
Убогие избы соломой покрыты,
Дорога пред избами стадом изрыта –
' И всё покрывает дождя пелена.
Как грустно! Гулять ли я, что ли, пойд> –
Лишь только по грязной дороге скольжу.
Домой ворочуся ли, стану читать,
Да мысли не лезут и лень понимать.
И стану в окошко глядеть я опять.
И вижу унылые те же картины –
И ту же деревню, и те же равнины.
И скучно, и нечем досуга занять…
Село Проскурово
30 июля 1892
«Гроза гремела. Содрогалась…»
Гроза гремела. Содрогалась,
Как будто в судоргах, земля.
И в воплях к небу порывалась.
А небо, страшно грохоча,
Как будто рушилось на землю,
И пламень тучи разверзал.
А я, громам и стонам внемля,
На это в ужасе взирал.
Но вот, гроза уже промчалась,
И ветер тучи разогнал,
И снова солнце показалось,
И свод небесный засиял.
И обновленная природа,
Восстав как будто бы от сна,
Блистала блеском изумруда,
И капли крупные дождя
На каждом листике блистали.
Так после гнева и печали,
Омывшись чистыми слезами,
Вновь обновляется душа.
30 июля 1892
Воробьевы горы
«Что такое жизнь…»
Что такое жизнь –
Зло или добро?
Что есть цель для жизни?
Вот уже давно
Эти два вопроса
Пред людьми стоят.
Но, увы! Их люди
Долго не решат.
Кто же из народа
Первый произнес,
Задал сей от века
Роковой вопрос?
То был не философ,
То был не мудрец –
Сам он появился
Из людских сердец.
Многие решали
Не могли решить.
Что же людям делать?
Как им поступить?
Только лишь однажды
Был вопрос решен,
Но, увы! нам, людям,
Недоступен он.
Кто же был тот смелый,
Кто решил вопрос?
То был наш Учитель
Иисус Христос.
Он сказал: «Любите
Всех, как и себя.
Вам закон великий
Будет от меня».
Вот где цель для жизни:
Эта цель – добро,
Жизнь же – достиженье
Вечное его.