О, маленькая мышка!
Тебе бы здесь и крышка,
и кончен бы рассказ…
Но у милиционера
прекрасная манера
и очень зоркий глаз!
Он глянул бодро, браво
налево и направо,
и шум и гам исчез;
свободен путь опасный:
он поднял жезл красный,
он только поднял жезл.
И все автомобили
немедленно застыли,
и все движенье – стоп!
Бегите, крошки-ножки,
без страха по дорожке –
топ-топ, топ-топ, топ-топ!
Трясясь на шинах дутых,
все терпеливо ждут их –
чуть слышные шаги,
благодаря которым
отрезан путь моторам
и стали битюги.
Шоферам всем обидно:
им даже и не видно,
кто путь их пересек!
Глядят из-под ладони:
подпрыгивают кони,
кто задержал их всех?!
Но кончен путь опасный,
и жезл опущен красный.
Прошел короткий миг.
И вновь движенье льется,
и крутятся колеса,
и шины – шмыг да шмыг!
1925–1927
Ночные страхи
В зверинце всех выше
и толще – слон.
Едва уместился
под крышей он.
Отличный слон,
индийский слон,
шершавый и серый
со всех сторон.
Такой необычный
имея рост,
он мог бы занять
очень важный пост,
но, будучи прост,
как чине или дрозд,
он хоботом ловит
себя за хвост.
Когда наступает
ночная тишь,
во мраке тихонько
скребется мышь
и в поисках корки
выходит из норки,
уверенная,
что ты крепко спишь.
И вот просыпается
в страхе слон,
от маленьких глазок
он гонит сон.
Расставивши ноги,
трубит он в тревоге,
за стоном глухой
испуская стон.
Щемит его сердце
ужасный страх.
Его окружает
бездонный мрак.
А в этаком мраке
какие уж драки!
Наверно, невидимый
грозен враг.
Не чувствуя
за собою вин,
отчаянно клювом
стучит пингвин.
Поверх крокодила
вода заходила,
но он не шумит
изо всех один.
Зато совершенно
забывши лень,
вздыхает и лает
морской тюлень.
И, лапы под мышки
засунув, мартышки
визжат, пока в окна
не глянет день.
На рев просыпается
желтый лев;
спросонья он тотчас
впадает в гнев:
слону от испуга
приходится туго,
и лев открывает
зубастый зев.
По клеткам проносится
гул и шум:
на задние лапы
встает опоссум;
и белый медведь
начинает реветь,
как будто лизнул
раскаленную медь.
Мышонок же, скрывшись, –
скорей, скорей! –
усы умывает
в своей норе;
и ночи остаток
он братьев хвостатых
волнует рассказом
про страх зверей.
Хоть слон поднимает
огромный груз, –
смотрите, какой он,
однако, трус!
Всех толще и выше,
а маленькой мыши
боится, смеющейся
тихо в ус.
И нам и мышонку
смешон тот слон;
от страха ночами
трясется он.
Над хныкалкой этим
смеяться всем детям –
и весел и крепок
их будет сон.
1927
Летит хохоток – бегут на каток!
Командовавший фронтами
архангельских лесов,
чье оспинами тронуто
квадратное лицо, –
толкнув носком упруго
шершавое стекло,
легко понес по кругу
сто семь своих кило.
И вслед ему поплыли
на ледяном ветру
сквозь блестки снежной пыли
стенанья медных труб.
И, легкой каруселью
кружа людской поток,
морозное веселье
ворвалось на каток.
«Ходить друг к другу в гости? –
какой-то бас сказал. –
Забудьте это, бросьте,
вот это – бальный зал.
Ну, где такой, как этот, –
и он ладонь простер, –
скользящего потока
безудержный простор?!»
Здесь локоны, каштанясь,
сверкают в огоньках
под самый свежий танец –
танец на коньках.
Кто верит в свежесть смолоду
и в ясный смех,
тот не боится холода
и любит бег.
Скользите, ноги резвые,
быстрей, быстрей!
Стальные скальтесь, лезвия,
острей, острей!
Лети, чтоб дух захватывал,
к земле стелясь,
гони к чертям лохматую
мечтательность!
Дорожка залитая –
дыханье экономь.
Друг дружку облетайте,
бегун за бегуном.
Когда-то серый слесарь,
теперешний пилот,
смотри, как ловко срезал
фигурным ходом лед!
И вестником крылатым
летящий чемпион, –
он служит за прилавком
в МСПО.