Твоя пшеница белоярая
Хранится у меня в амбаре.
Я счастлив. Это подаяние
Мне ночью ангелы отдали.
В воскрылиях и всплесках голоса
Распахнутость и лебединость.
Как ты закликиваешь горестно,
Трубишь в свою непобедимость.
Россия у тебя не прянична
И не сусальна, как обычно.
В твоей светелке чисто, празднично,
Там я живу, твоя добыча!
Чу! Где-то гиканье, и топанье,
И прах копытный под ногами.
Секирами, мечами, копьями
Прогоним идолищ поганых.
О избранность моя, о чудо!
Пред нами дальняя дорога.
Седлай коня, твоя кольчуга
Все вытерпят, она от бога!
Средь куликовского пожарища
Упала молния прямая.
Ты этим божеским кинжалищем
До печени пронзи Мамая!
О женщина! Ты изначальна,
Качает бог твои качели.
И твой ребеночек отчаянно
Толкнул ножонками во чреве!
III
Как мне не хватало твоих откровений,
Как мне не хватало твоих заклинаний.
Пускай графоман это все опровергнет,
Но мы с тобой знаем, луна-то льняная!
Колдунья! Пойдем-ка с утра по коренья,
Найдем в Уссурийске поляну женьшеня.
История катит свои поколенья,
И наши стихи — это наши решенья!
Темнеет трава по прозванью пустырник,
Мы дождь ей подарим, лишь только росла бы.
И сеется мрак сквозь ресницы густые,
И падают звезды в подол Ярославны.
На плечи ложится ночная прохлада,
Прикрой свои плечики теплой одеждой.
Из хвороста, из всевозможного хлама
Пробился цветок — это наша надежда!
* * *
Поэзия — трехпалый свист
В глухой ночи за переправой.
Дрожмя дрожит зеленый лист,
Когда она идет дубравой.
Поэзия — пожар в словах,
Прыжок пружинисто-упругий.
Она живет на островах,
А плавает на вольных стругах.
То выйдет на реку Оять,
То выгребет на даль донскую.
Зачем на полках ей стоять,
Сердца людей по ней тоскуют!
* * *
Воскресенье, а люди какие-то сонные,
Озабоченные, не влюбленные,
Динамиту им, что ли, в кровать,
Чтобы спячку взорвать?
Эй, вы, сони, тетери брусничные,
Вы тамбовские или столичные,
Вы — органика или скелет,
Где направленность и интеллект?
Гражданин! Вы проспите Очаково,
Вы прочтите, что здесь напечатано.
Это лирика, это Кольцов,
Да проснитесь, в конце-то концов!
Вы, гражданка, с авоськой сиреневой,
Хватит кофту чужую примеривать,
Хватит все без разбору хватать,
Не угодно ли вам почитать?
Это Байрон, а это Рождественский,
Заберите, в авоське поместится,
Все на вас как положено быть,
А поэзию надо любить!
Обращаюсь открыто я: — Граждане!
Наше общество не буржуазное,
Нет в нем бедности и голодух,
В нашем обществе главное — дух!
Электричка подходит к Мичуринцу,
Солнце как-то значительно щурится,
И заглядывает в вагон,
И за поездом шпарит вдогон!
* * *
Похрустывает наст под лыжами
И синева в ушах звенит.
И кое-где открылись рыжие
Бесстыжие бугры земли.
Волнует это обнажение
И просится в ночные сны,
Обозначая приближение
Ее величества Весны.
Галдят с какой-то новой бодростью
Грачи на гнездах, за спиной.
Они не изменили подданства,
Хоть улетали в мир иной.
Шумят над липами и вязами,
Нарушив спячку и покой.
Их кровная к земле привязанность
Мне нравится. Я сам такой!