Я на печаль смотрю с улыбкой,
От жалоб я храню себя.
Я прожил жизнь мою в ошибках,
Но человека не любя.
Зато печали я не знаю,
Я слез моих давно не лью.
Я никому не помогаю,
И никого я не люблю.
«Я помню аллею душистую…»
Я помню аллею душистую
И ветви сирени кругом,
Росу на траве серебристую
И небо, объятое сном.
Я помню, как трелью рыдающей
Сирень оглашал соловей,
И как аромат опьяняющий
Волной доносился с полей.
Я помню скамью одинокую,
Забытые грезы и сны,
И пруд, весь заросший осокою,
И силу живую весны…
У берега лодка качается,
И плещется тихо вода,
И звезды, блестя, отражаются
На зыбком просторе пруда.
Стихает природа уснувшая,
Всё негой весенней полно…
Я помню то время минувшее,
Я помню, что было давно…
«Осенняя ночь и свежа, и светла…»
Осенняя ночь и свежа, и светла –
В раскрытые окна глядела,
По небу луна величаво плыла,
И листья шептались несмело.
Лучи на полу сквозь зеленую сеть
Дрожали капризным узором…
О, как мне хотелось с тобой умереть,
Забыться под ласковым взором!
В душе что-то бурной волною росло,
Глаза застилались слезами.
И было и стыдно, и чудно светло,
И плакал Шопен вместе с нами.
О, милый, мы счастья так ждали с тобой
И счастье неслышно подкралось,
Пришло, как волна, унеслося волной,
Пришло, но навек не осталось!
«Долго в полдень вчера я сидел у пруда…»
Долго в полдень вчера я сидел у пруда.
Я смотрел, как дремала лениво,
Как лениво спала голубая вода
Над склоненной, печальною ивой.
А кругом далеко – тишина, тишина,
Лишь звенят над осокой стрекозы;
Неподвижная глубь и тиха, и ясна,
И душисты весенние розы.
Но за пыльной оливой, за кущами роз,
Там, где ветер шумит на просторе,
Меж ветвями капризных, стыдливых мимоз
Море видно, безбрежное море!..
Всё полудня лучами залито, дрожит,
И дрожит, и смеется, сверкая,
И бросает волна на прибрежный гранит
Серебристую пену, играя.
Что-то манит туда, в неизвестную даль,
Манит шум синих волн бесконечный…
Океану неведома наша печаль,
Он – счастливый, спокойный и вечный.
Но… блеснувшая в сумерках робко звезда,
Темных вязов густая аллея
И глубокие, тихие воды пруда
Утомленному сердцу милее…
«Мой дворец красив и пышен, и тенист душистый сад…»
Мой дворец красив и пышен, и тенист душистый сад,
В рощах царственных магнолий воды тихие журчат,
Там желтеет в темной куще золотистый апельсин
И к студеному фонтану наклоняется жасмин.
Блещет море, и гирляндой роз пунцовых обвита
Кипарисов темнокудрых величавая чета.
Шепот нежных слов и трели полуночных соловьев,
О, когда б навек остаться здесь, у милых берегов!..
Но порою я спускаюсь, одинока и грустна,
Вниз по мраморным ступеням, где, луной озарена,
Чуть колышется, чуть дышит золотистая волна.
Я веду беседу с морем, я гляжу в немую даль
И с любовью вспоминаю мою прежнюю печаль.
Вспоминаю домик бедный и черемухи кусты,
И сирени белоснежной ароматные цветы,
Песни жаворонка в поле, на заре, кудрявый лес,
Васильки родимой нивы и глубокий свод небес.
Помню я мои мученья, слезы бедные мои,
Помню жажду тихой ласки, жажду счастья и любви.
Но зачем, следя за лунным отражением в волнах,
Как о счастии тоскую я о горе и слезах…
И зачем в саду у моря, где чуть слышен запах роз,
Мне так жалко прежней доли, мне так жалко милых слез?.,
«Я истинному верен останусь до конца…»
Я истинному верен останусь до конца:
Смирите, люди-братья, надменные сердца!
Вы верите и в счастье, и в радостные годы,
Вы к знанию стремитесь, вы ищете свободы –
Но в мире нет свободы, нет в мире красоты…
Смиритесь, позабудьте безумные мечты!
Непобедимой смерти таинственная сила
Людей живую душу навеки покорила.
И в первое мгновенье, как и в последний час, –
О, смерть, ты будешь с нами, и будешь вечно в нас!
Приходит смерть любовью, светлы ее одежды,
Приносит нам отраду и робкие надежды…
Но от любви бегите, бегите, люди, прочь!
Ведь это смерть пред вами, ведь это – та же ночь…
Любовь – еще страшнее и непонятней смерти…
Смиритесь, братья-люди, смиритесь и поверьте,
Что в мире нет свободы, и, волею судьбы –
Любя и умирая, мы вечные рабы!
<П. И. Вейнбергу> («Люблю – хрусталь бесценный и старинный…»)
Люблю – хрусталь бесценный и старинный,
Обычаи невозвратимых дней,
Благоприятны старые картины
И старое вино душе моей.
Всегда, всегда любила я седины,
И, наконец, пришла моя пора:
Не устояло сердце робкой Зины
Перед цветами Вейнберга Петра!
8 января 1894
СПБ
<П. И. Вейнбергу> («Вы задали мне трудную задачу…»)
Суббота, 25 июля, <18>98
Аврора
Вы задали мне трудную задачу!
Ответить собираюсь я давно…
Беру перо, сажусь – и чуть не плачу…
Зачем шутить стихом мне не дано?!
Нравоученья в декадентских ризах
Упрямой музе более под стать;
Я не вольна в ее пустых капризах,
Я не умею дам разубеждать.
Звенит ваш стих, и, с гибкостью завидной,
По строкам рифма вьется, как змея…
Досадно мне, и больно, и обидно –
Но я, увы, не вы, а вы – не я…
Довольно! Чем богата, тем и рада.
Мне даже нравится мой странный слог.
И будет, верю, за труды награда:
Ответная чета блестящих строк.
«Была я в Петербурге; буря злилась,
И дождик шел… Ну чистая напасть!
Домой я непрестанно торопилась
И на Фонтанку не могла попасть.
Лишь утешала страждущего брата,
Упавший дух немного подняла
И тщательно и зорко берегла
От милого, но страшного „возврата“…
(Подумаешь, не стоило и лезть:
Там утешителей не перечесть)».
Живем мы здесь не шатко и не валко;
Мясник – мошенник; серы небеса;
Поют кузнечики; мне просто жалко,
Что здесь случаются и чудеса.
Вот первое: не будет вам в обиду,
Но я рецензии пошла писать;
Венгерову же нашу, – Зинаиду, –
Метнуло на стихи… Вот благодать!
Она теперь и день и ночь в экстазе.
Рассеянна, как истинный поэт.
Но думаю, нам с вами в этом разе
Среди поэтов места больше нет!
. . . . . . . . . . . . . . .
Как поживаете? Что ваши своды?
И – новые – как прежде ль хороши?
По-прежнему ль к вам ломятся народы,
Мечтая с Фонда получить гроши?
Меня сулили вы везти в Монако, –
Я согласилась хоть на Меррекюль…
Клялись словами Демона… Однако
Из обещаний этих вышел нуль.
Тот постоянства сердца не оценит,
Кто чувства лучшие мои отверг…
И знаю: мне не раз еще изменит
Коварный, легкомысленный Вейнберг.
Но не могу я с ним затеять ссору, –
Изменника люблю еще сильней…
И коль захочет посетить Аврору –
Он будет встречен нежностью моей…
. . . . . . . . . . . . . . .
Я новости вам сообщить хотела,
Но более стихов писать нет сил;
Космополис, как слышно, опочил;
В подробностях не знаете ли дела?