— Папа, пусти меня! — закричал Калле, когда отец схватил его. — Мне нужно немедленно бежать в полицию.
— Знаю, — сказал папа. — Полицейские сидят у нас в саду и ждут тебя. Это плохо кончится, Калле!
Калле не мог понять, почему полицейские сидят и ждут его. Но ему было вполне достаточно, что они ждут. Он помчался так, как никогда не бегал в своей короткой жизни. Андерс и Ева Лотта понеслись следом.
Там на зеленых качелях сидели — Боже, благослови! — Бьёрк, а рядом двое других полицейских.
— Арестуйте их, арестуйте! — дико закричал Калле. — Скорее!
Бьёрк и двое полицейских вскочили.
— Арестуйте похитителей драгоценностей! — Калле был так возбужден, что еле мог говорить. — Они только что умчались на машине! Ой, скорее!
Ему не пришлось повторять свои слова дважды. Бакалейщик Блумквист, семенивший на улицу за ним, увидел лишь, как Калле и его обоих соратников затолкнули в полицейскую машину, куда сели и трое полицейских, следовавших за ними по пятам. Господин Блумквист схватился за голову. Его сына засадили в тюрьму в такие молодые годы! Ужасно!
Единственное утешение, что девчонка пекаря, видать, ничуть не лучше! Да и сапожников парень тоже ни в чем не уступает своим дружкам!
Полицейский автомобиль мчался на север со скоростью, заставлявшей законопослушных граждан городка негодующе качать головами. Калле, Андерс и Ева Лотта сидели сзади, рядом с комиссаром Стенбергом. На поворотах их швыряло то в одну, то в другую сторону. Ева Лотта только удивлялась, сколько можно выдержать в один и тот же день и ни разу не упасть в обморок. Калле и Андерс непрерывно трещали, перебивая друг друга, пока комиссар не сказал, что хочет выслушать их по очереди. Калле дико размахивал руками и пронзительно кричал:
— Один из них бледный, а другой мерзкий, а третий дядя Эйнар! Но Бледнолицый, собственно говоря, еще хуже, чем Мордоворот, да и дядя Эйнар тоже такой же мерзкий! Бледнолицый называет себя Ивар Редиг, но его наверняка зовут Артур, а того урода они называли Горбоносый, но, может, зовут его Крук, а фамилия дяди Эйнара и Линдеберг и Бране. И спит он с револьвером под подушкой, и зарыл драгоценности в развалинах замка под лестницей, а стоило взять у него отпечаток пальца, как горшок с цветами упал, вот невезуха, и тогда он стал целиться в меня из револьвера… А потом я сидел на развилке клена и слышал, как Горбоносый и Редиг угрожали ему смертью, а потом они связали его и бросили в подземелье в развалинах замка… дядя Эйнар — дурак, что пошел туда с ними, но драгоценности уже исчезли, потому что мы спрятали их на чердаке пекарни, но теперь, к несчастью, они, наверное, забрали их с собой, потому что нас заперли в подземелье, и, Боже мой, сколько там всяких ходов, но мы вышли оттуда, да, а теперь, дяденька, вы все знаете, так что езжайте, ради Бога, как можно быстрее!
По лицу комиссара нельзя было сказать, что он все знает, но он подумал, что устроит позже специальный допрос и выяснит все детали.
Полицейский криминальной службы взглянул на спидометр: более ста километров в час, повышать скорость больше нельзя. А Калле считал, что машина движется слишком медленно.
— Перекресток, комиссар, нам налево или направо?
Полицейский так резко затормозил, что машину занесло в сторону.
Андерс, Калле и Ева Лотта, нервничая из-за задержки, кусали себе пальцы.
— Досадно! — произнес комиссар. — Полицейский Бьёрк, вы ведь знаете все дороги, как по-вашему, куда они подались?
— Трудно сказать, — ответил Бьёрк. — Они могут выехать на автостраду, которая ведет к границе, любым путем.
— Минуточку! — произнес Калле и вылез из автомобиля.
Вытащив из кармана брюк записную книжку, он, подойдя к дороге, ведущей налево, стал внимательно разглядывать землю.
— Они поехали этой дорогой, — пылко воскликнул он.
Бьёрк и комиссар тоже вылезли из машины.
— Откуда ты знаешь? — спросил комиссар.
— У их машины новая покрышка на правом заднем колесе, вот тут я срисовал ее узор. И посмотрите сюда, на дорогу!
Он показал отчетливый отпечаток на широкой проезжей части.
— Точь-в-точь такой же узор!
— А знаешь, ты — здорово башковитый… — высказался комиссар, пока они бежали к машине.
— О, это самая обыкновенная рутинная работа! — произнес суперсыщик Блумквист, но тут же вспомнил, что гораздо больше хотел быть просто Калле. — Это случайно пришло мне в голову, — абсолютно скромно добавил он.