Медлительность писательских реакций и нестрастность акварельной души, разумеется, нисколько не обрекают автора на равнодушие. Он внимателен и ласков к своим героям – хотя бы к этому представителю любимой зайцевской московской богемы, художнику Шалдееву с золотисто-козлиной бородой: получив три рубля взаймы, он с этой «трехрублевкой у сердца, с душой, полной туманных бредов, зашагал по Бронным. Земля казалась ему недостаточно почтительной, и слишком грубой для поступи его, преемника великого Веласкеза». Борис Зайцев умеет и презирать, легкими касаниями своими губить (это испытал на себе его пошлый студент Фомин из «Кассандры»), – но больше всего знает он чуткую, хоть и не громко выражаемую приветливость к людям и понимает их тонкие, иногда застенчивые боли. Он видит, как в темноте холодными тяжелыми слезами плачет г-жа Переверзева, «смуглая сорокалетняя дева», честная, целомудренная, суровая, «безусловная», но при всех этих «честных качествах и достоинствах» жизнью забытая и пренебреженная. А студент Матушин, такой добродушный и простой! Он и умер просто, заразившись тифом на голоде в деревне. Перед смертью написал он два письма и, кончив второе, вдруг заплакал. Затем сдержанно проговорил: «Вот и смерть пришла. Двадцать шесть лет. Стало быть, Москвы не увижу». А потом в полубреду, сводя последние счеты с жизнью, стал записывать на бумажке свои долги, свои студенческие долги: «Богемия… за биллиард шесть, Ефимову три, в пивной Алексею десять»… Необидную жалость к человеческому сердцу, к историям его любви, надежд и разочарований соединяет Зайцев с даром философских раздумий, и для него характерно, что, относясь ко всякому из своих героев очень серьезно, он от мелочей их конкретной жизни, от любого пункта ее, невольно и неискусственно переходит к обобщению, к синтезирующей мысли, так что бедные подробности существования сразу загораются важным и глубоким светом. Так, мельком набросанная история одной усадьбы, недалеко от которой находится древний курган, неодолимо настраивает автора на элегически-философский лад, и от этой крохотной точки русской земли раскрываются горизонты во всю даль, во все стороны жизни и мироздания; и мы не без волнения читаем эти старые и вечно новые размышления: «Ныне усадьба населена. В ней есть старые, средние, молодые и крошечные люди. Старые знают, что уж никуда отсюда не уйти; средние свыкаются с монотонной, уединенной жизнью; молодые рвутся в столицу; крошечные блаженствуют среди садов, грибов, лошадей. Но судьба всех, живущих здесь, в конечном счете еще неясна. Их летопись не записана. Смутным августовским вечером, в сумерках, при желтеющем жнивье и светло-зеленых зеленях, глядя на вечный, таинственный круговорот вселенной, проходя в полях по давно знакомой меже, человек может вспомнить дикого скифа, успокоившегося в кургане; мысленно взглянуть на русских монахов, гнездившихся в лощине; с улыбкой – и насмешливой, и сочувственной, – окинуть взором толпу чудаков, именуемых русскими помещиками… Легкий ветер времени, тоже как бы с улыбкой, играет всем этим, завевая былое легендой. Философ же давно свыкся с мыслью о разлуке с земным. Давно привык видеть пустынную, и светлую вечность. Все же безмерно жаль земного! Жаль неповторимых черт, милых сердцу, жаль своей жизни и того, что в ней любил. Возвратясь в свою комнату, взглянув на дорогие портреты, дорогие книги, тоже с усмешкой подумаешь, что, быть может, через тридцать лет твоим Пушкиным будут подтапливать плиту, а страницы Данте и Соловьева уйдут на кручение цигарок. Тогда летописец скажет слово и о твоей жизни. Какое это будет слово? Кто знает?»
«Легкий ветер времени», сметая все, неприкосновенными оставляет некоторые слова. Пролетая над Россией, он, несомненно, среди других, более мощных и жгучих слов пощадит и прекрасные, в своей тихости печальные, хрустальные, лирические слова Бориса Зайцева.
Комментарии
Второй том Собрания Б. К. Зайцева составили произведения, созданные писателем с 1915 по 1926 г. В это десятилетие о нем уже пишут как о выдающемся мастере, авторе таких шедевров, как «Голубая звезда», «Улица св. Николая», «Авдотья-смерть», «Преподобный Сергий Радонежский» (эта житийная повесть публикуется в дополнительном томе избранной духовной прозы Зайцева). Трагедийное время большевистского переворота и гражданской войны вошло в его книги усилением мотивов смерти и большей обращенностью к Богу, к церкви как миротворящей силе, утишающей боли и горести, несущей свет надежды и противостоящей сатанинскому разгулу людских страстей.
Мать и Катя*
Впервые в сборнике Книгоизд-ва писателей в Москве «Слово». М., 1915. Сб. 4. Печ. по изд: Зайцев Б. Избранные рассказы. 1904–1927. Белград, 1929.
Фауст, Маргарита, Марта, Мефистофель – персонажи трагедии «Фауст» Иоганна Вольфганга Гете (1749–1832).
…любителя рубенсовских изобилии… – Питер Пауль Рубенс (1577–1640) – великий фламандский живописец, певец страстного жизнелюбия.
…читал покойного Владимира Соловьева. – Владимир Сергеевич Соловьев (1853–1900) – выдающийся русский философ, поэт, публицист, оказавший огромное влияние на литературу, искусство и философию Серебряного века; один из основателей символизма в русской поэзии.
…тот самый, что написал роман «Вольтерьянец». – Всеволод Сергеевич Соловьев (1849–1903) – популярный исторический беллетрист; старший сын великого историка С. М. Соловьева, брат философа и поэта. «Вольтерьянец» – второй роман его знаменитой пенталогии «Хроника четырех поколений».
Кассандра*
Журнал науки, политики, литературы «Вестник Европы». Пг., 1915. Март. Печ. по изд.: Собр. соч. Кн. 5. Берлин; Пб.; М., 1923.
У нас и Репина знают, и Клевера, и Маковского. – Илья Ефимович Репин (1844–1930) – великий живописец-реалист, входивший в группу передвижников. Юлий Юлиевич Клевер (1850–1924) – живописец-пейзажист. Братья Маковские Константин Егорович (1839–1915) и Владимир Егорович (1846–1920) – выдающиеся живописцы-передвижники.
Напророчила унылая Кассандра – В греческой мифологии дочь царя Приама Кассандра наделена была даром провидения, но предсказаниям ее никто не верил. Не поверили, в частности, и троянцы ее предвещанию не вводить в Трою деревянного коня, что привело их к гибели.
«Синий журнал» – популярный иллюстрированный литературно-художественный еженедельник, издававшийся в Петербурге с 1910 по 1918 г.
…великого Веласкеца. – Родригес де Сильва Веласкес (1599–1660) – испанский живописец
…что осталось бы от разных Дуччио и Чимабуэ. – Дуччо ди Буонинсенье (ок. 1255–1319) и Чимабуэ (наст, имя – Ченнн ди Пепо; ок. 1240–1302) – итальянские живописцы эпохи Проторенессанса.
Петербургская дама*