– Милая Фиорина! Вы еще помните Пушкина?
– Поэта? Не знаю… может быть, и помню… А что?
– Я хотел напомнить вам монолог Дон Карлоса в «Каменном госте», обращенный к некоторой Лауре…
– Забыла. Вы знаете? Прочтите.
Матвей Ильич подумал, сморщил для памяти брови и заговорил:
– Подайте реплику, Иван Терентьевич!
Москвич кашлянул и запищал нарочно фистулою:
– Нет, – перебила Фиорина, – это не так. То есть, может быть, и так для известного возраста, но я уже не могу так. «А нам какое дело?» – не скажешь в мои годы… Вопросы вашего Дон Карлоса, господин Вельский, каждый день в глаза мне глядят.
– «Тогда… что скажешь ты?» – повторил Матвей Ильич.
Фиорина опустила голову и слегка покраснела.
– Хотите непременно знать?
– Если позволите.
– Полную правду говорить?
– Если не тайна.
– Какая же тайна? Только неловко и совестно… Ну, да все равно… Вы понимаете… Говорят, знаете, что – кто сказал я, тот должен сказать и б… Когда женщина, как я, уже не в состоянии продавать самое себя, ей остается продавать других женщин…
Русские примолкли. Фиорина, чувствуя тяжелое впечатление, которое произвели ее слова, виновато откликнулась:
– Извините за грубость, но вы требовали совершенной откровенности…
– Послушайте, Фиорина! – возразил Матвей Ильич, – неужели вы мало сами натерпелись от всевозможных Буластих, что не ужасен вам их промысел и вы хотите идти по их пути?