Гэндальф с неожиданным интересом спросил:
— А как ты думаешь, что за причина? Если простое удивление от такой чудной компании — это одно, а если… — Он не закончил, вопросительно глядя на Следопыта.
— Может, и так, — нехотя ответил Арагорн. — Только никогда раньше не чувствовал я здесь тревоги, если не чего похуже.
— Надо бы нам потише, — озабоченно обратился Гэндальф к остальным. — Если уж рядом с тобой Скиталец, да еще такой, как Арагорн, стоит прислушиваться к его словам.
Первым в этот день дежурил Сэм, но по собственной воле к нему присоединился Арагорн. Остальные один за другим уснули. Над лощиной стремительно стала расти тишина. Ее почувствовал даже Сэм. Каждый звук, будь то дыхание спящих или взмах хвоста Билла, был словно бы сам по себе. Хруст в суставах, когда Сэм потянулся, заставил вздрогнуть его самого, так громко и отчетливо он прозвучал. В мертвой тишине солнце неторопливо взбиралось в ясное синее небо. Далеко на юге появилось темное облачко, похожее на клок дыма. Оно быстро приближалось.
— Глянь, Колоброд, что это там? — шепотом спросил Сэм. — На облако вроде не похоже…
Арагорн не отвечал. Он давно уже смотрел на юг. Но вскоре Сэм и сам понял, что это такое. К ним быстро приближалась огромная стая птиц, летящая каким-то странным, рыскающим зигзагом.
— Ложись и замри! — шепотом приказал Арагорн.
От стаи отделился узкий язык и понесся прямо на гребень. Сэм присмотрелся и подумал, что никогда не видел таких огромных ворон. Птицы пронеслись у них над головами, затмив небо и на мгновение наполнив воздух оглушительным граем. Скоро они уже исчезли на северо-западе. Арагорн вскочил на ноги и принялся будить Гэндальфа.
— Вставай! Стаи ворон рыщут от Гор до Седонны. Это не здешние, похожи на кребайн из лесов Фангорна или из Дунгара. Может, их что-то спугнуло на юге, но, сдается мне, они просто следят за Эрегионом. Надо убираться отсюда нынче же вечером.
— Значит, и перевал Красного Рога может оказаться закрытым. Уж там-то незаметно не пройдешь. Ну, посмотрим. А выходить вечером надо, ты прав.
— Хорошо, костер не дымил, — промолвил Арагорн. — Кребайн его не заметили. Больше разводить не будем.
— Это же надо, — возмущался Пиппин. — Костра нет, опять в ночь тащиться, и все из-за стаи ворон! А я-то рассчитывал вечером горяченького поесть.
— Можешь продолжать рассчитывать, — подначил его Гэндальф. — У нас впереди сплошные пиры. Мне бы вот трубочку да ноги согреть. Ну, дальше на юг — потеплее будет.
— Лишь бы жарко не стало, — проворчал Сэм. — Я-то уши развесил: думал, мы уж к Огненной Горе пришли. Этот, как его, Красный Рог, Баразинбар, что ли, за нее принял. Тьфу, пропасть! С этим гномьим языком челюсти свихнешь. И чего восторгаться, право?
Карты не оставили ни малейшего следа в голове садовника. Пространства, раскинувшиеся вокруг, своей обширностью совсем сбили его с толку.
До вечера отряд оставался в укрытии. Вороны прилетали еще дважды, но после заката исчезли на юге. Вышли в сумерках и направились к подножию Карадраса. Быстро темнело, стали высыпать звезды.
Арагорн нашел отличную тропу. Фродо она показалась остатками древней дороги, ведущей от Эрегиона к перевалу. Полная луна поднялась над горами, в ее бледном свете тени в камнях стали угольно-черными. Очертания многих хранили следы резца, но теперь камни были разбросаны вокруг в полном беспорядке.
Стоял холодный предрассветный час, и луна готовилась опуститься за горизонт, когда Фродо, взглянув вверх, скорее почувствовал, чем увидел пронесшуюся в вышине тень. Просто звезды исчезли на миг, а потом появились снова. Хоббит вздрогнул.
— Ты ничего не заметил? — спросил он шагавшего впереди Гэндальфа.
— Я почувствовал, — тут же отозвался маг, — Может быть, это прядь тумана?
— Слишком быстро для тумана, — пробормотал, не оглядываясь, Арагорн, — да еще против ветра.
Этой ночью других происшествий не случилось. Утро настало яснее вчерашнего, только опять похолодало, и ветер снова отворачивал к востоку. Путь к перевалу занял еще две ночи постоянного, хотя и пологого подъема. На третье утро Карадрас уже закрывал полнеба; могучий горный пик с оснеженной вершиной и крутыми склонами, тускло-красными, словно выпачканными запекшейся кровью.
Солнце в это утро выглядело каким-то больным. Ветер зашел на северо-восточный. Гэндальф несколько раз принимался принюхиваться.