Вернувшись на родину, Фокс колебался между своим неуважением к министерству, беспокойством за будущее конституции, которой лишний раз угрожали королевские притязания, и страхом перед ужасной войной, которая неминуемо разразилась бы вслед за образованием нового министерства. Он предпочел присоединиться к сторонникам мира, хотя бы представленным посредственным тори, и когда с ноября 1802 года гельветический вопрос заставил опасаться разрыва, Фокс красноречиво обличал коммерческие вожделения, прикрытые маской патриотизма: «Я уверен, что английская промышленность одержит верх, когда разгорится борьба между ней и промышленностью французской. Дайте же им испробовать свои силы, но пусть местом состязания будут Манчестер, Сен-Кантен… Часть нашей торговли страдает, — это возможно; но ведь это случалось во все времена… Отрасли промышленности, развившиеся благодаря войне, должны с водворением мира снова сократиться. Что же с этим поделать? Должны ли мы проливать кровь английского народа для удовлетворения грубой жадности нескольких купцов, алчущих золота?» Разрыв был отсрочен. В соответствии с обстоятельствами мирного времени министерство Аддингтона реорганизовало финансы, отменив подоходный налог (income-tax), перевело на мирное положение армию, уменьшив ее состав, восстановило гарантии личной свободы, предварительно, путем особого билля, обезопасив от преследований всех чиновников, замешанных в репрессивных мероприятиях.
Между тем гнев Бонапарта по поводу захвата Мальты, его оскорбительные слова насчет бессилия Англии в одиночной борьбе оживили воинствующий патриотизм англичан и заставили их закрыть глаза на собственные свои грехи, по меньшей мере столь же тяжкие.
Во время дипломатического кризиса (февраль — март 1803 г.) была сделана попытка устроить сближение между Питтом и Аддингтоном; однако из этого ничего не вышло, так как каждый из них хотел остаться хозяином положения и превратить другого в своего подчиненного. Питт настойчиво поддерживал возобновление враждебных действий, в то время как Фокс резко выступал против этого, не питая, впрочем, никаких надежд на успех. Рядом с речами этих великих ораторов речи министра Аддингтона производили жалкое впечатление, но король не отпускал его, несмотря на изменение общей политики, которое, очевидно, требовало создания нового кабинета. Арест около 10 000 англичан, путешествовавших по Франции, придал открывшимся враждебным действиям характер беспощадности и возбудил в британцах сильнейшее негодование, на этот раз вполне справедливое.
Неспособность Аддингтона; новое министерство Питта. Последний год существования министерства Аддингтона, со времени отозвания в мае 1803 года посла лорда Витворта и до его отставки в мае 1804 года, был одним из самых тяжелых в летописях парламента. Публика и ораторы при всякой возможности открыто или намеками обвиняли кабинет в неспособности, в посредственности. С двух различных сторон обрушивались на него удары оппозиции, и когда Питт снисходил до защиты кабинета от этой оппозиции, то выполнял в этом случае роль веревки, поддерживающей повешенного.
Оппозиция группы Гренвиля упрекала кабинет в том, что он недостаточно основательно подготовляет защиту страны от попыток нашествия. Оратор этой партии в палате общин Уиндгем, самый завзятый антибонапартист Англии, требовал, по примеру Франции, создания многочисленной армии, а вдобавок и массового рекрутского набора, потому что, по его словам, «только алмазом можно резать алмаз». Потребовалось вмешательство Питта, чтобы ограничить этот проект разумными пределами, а именно — созданием резервной армии в качестве поддержки для линейных войск и призывом добровольцев. Аддингтон по мере сил проводил эти приготовления, а также по мере сил старался укреплять берега. Сам он, по примеру Питта и других лиц, облачился в мундир офицера милиции.
Оппозиция Фокса, утратившая надежду на сохранение мира, не имела больше никаких оснований поддерживать министерство, противившееся равноправию католиков с таким же упрямством, как и сам король. На этой последней почве и подготовлялась втихомолку коалиция обеих оппозиций, впрочем, уже объединенных общим презрением к кабинету. Каннинг, владевший пером лучше других ближайших сторонников Питта, в прозе и стихах изобличал посредственность правительства. Последнее чувствовало себя сильно задетым этими нападками и постаралось лишить партию вигов двух наиболее язвительных ее ораторов — Тирни, назначенного морским министром, и Шеридана. Несколько позднее (март 1805 г.) Шеридан разъяснил эту перемену фронта, обвиняя Питта в измене Аддингтону и говоря о последнем в таких выражениях: «Я поддерживал его (Аддингтона) потому, что считал его пребывание у власти гарантией против возвращения достопочтеннейшего джентльмена, сидящего предо мной (Питта), — возвращения, которое я всегда считал величайшим национальным бедствием».
В течение сессии 1804 года недоброжелательство Питта проявилось при целом ряде голосований, которые давали министерству Аддингтона постепенно уменьшавшееся большинство, готовое уже вскоре смениться меньшинством, и вынудили его подать в отставку.
Кто мог сменить его? Без всякого сомнения — Питт. Но путем какой комбинации? По мнению Гренвиля, влияние которого к этому времени значительно усилилось, следовало противопоставить внешней опасности правительство, не связанное никакими партийными обязательствами и объединяющее в себе всех способных людей. Идея эта несколько позднее была осуществлена в «министерстве всех талантов». Таково же было и мнение Питта, но он еще раз натолкнулся на упрямство и злопамятство короля. Георг III решительно воспротивился вступлению Фокса в министерство, а так как без последнего отказывался принять участие в кабинете и Гренвиль, Питту пришлось, вернувшись к власти, почти целиком сохранить министерство Аддингтона — только без Аддингтона. Мало того, несколько времени спустя Питт почувствовал себя настолько слабым перед сплотившейся против него оппозицией, что должен был для укрепления своего собственного положения унизиться до приглашения в состав кабинета своего предшественника Аддингтона, получившего за это время титул лорда Сидмута.
Управление и процесс лорда Мельвиля (1805). Между этими двумя государственными людьми вскоре вспыхнул конфликт по поводу одного из их товарищей по кабинету. Единственным выдающимся министром, которого Питт пригласил из прежнего своего кабинета, был Дёндас, ставший теперь лордом Мельвилем. За год управления морским министерством этот твердый и талантливый человек достиг удивительных результатов. Ему следует в значительной степени приписать успех последней кампании Нельсона. К несчастью, у него было множество врагов, которые ненавидели его не только за неразлучную дружбу с великим вождем, но и за его характер и за шотландское происхождение. Газеты стали обличать растраты в морском ведомстве. Комиссар, которому поручено было расследование, в своем докладе отверг преувеличенные заявления, сделанные в первый момент, но все-таки признал две крупных неправильности: противозаконное использование имевшихся в распоряжении министра денежных сумм чиновником, которого лорд Мельвиль недостаточна контролировал, и отсутствие оправдательных документов в израсходовании некоторой суммы самим министром.
В сущности, мало кто считал Дёндаса бесчестным; затеянный против него процесс носил скорее политический, чем юридический характер. Как многие даровитые и энергичные администраторы, Мельвиль не отличался особенно бережным отношением к финапсам. История может отнестись с доверием к его заявлению, что он не вправе открыть тайну необъясненного расхода; истории следует осудить Фокса за то ожесточение, которое он внес в это дело, но она может понять также и вотум порицания, предложенный Уайтбредом.