В.: Имеете ли вы царство и город в нем? О.: Мир – наше царство и наш город: земля нас рождает, кормит и принимает наш прах.
В.: Каким законом водитесь вы?
О.: Высший промысел блюдет нас и определяет наши поступки и мысли.
В.: Что есть царская власть?
О.: Сила, дерзновение, бремя.
В.: Кто всех сильнее?
О.: Мысль человеческая.
В.: Кто избежал смерти?
О.: Дух живой.
В.: Ночь ли рождает день, день ли – отец ночи?
О.: Ночь – наша праматерь, растем во тьме, стремясь к беззакатному свету.
В.: Имеете ли вы игумена?
О.: Старейшина наш – Дандамий.
В.: Хотел бы его целовать.
Короля провели тенистою рощей к старцу, такому исхудалому, что, мнилось, достаточно легкого дуновения, чтобы развеять его потемневшую плоть. Веки его были опущены, и на больших листьях перед ним лежала дыня и несколько смокв. Он не поднялся при приближении Александра, даже не открыл век, только слегка дрогнувших. Борода его тряслась, и голос был так слаб, что королю приходилось нагибаться, чтобы слышать его вещий лепет. Старец, улыбнувшись, принял иссохшею рукой склянку с маслом, поднесенную ему королем, но он отказался принять золото, хлеб и вино. Чуть слышный шепот прошелестел, как шаткий камыш: «Зачем ты все воюешь: если и всем обладать будешь, возможешь ли взять с собой?» Александр горестно воскликнул: «Зачем ветер вздымает море? зачем ураган взвихряет пески? зачем тучи несутся и гнется лоза? Зачем рожден ты Дандамием, а я – Александром? Зачем? Ты же, мудрый, проси чего хочешь, все тебе дам я, владыка мира». Дандамий потянул его за руку и ласково пролепетал: «Дай мне бессмертие!» Александр, побледнев, вырвал руку из рук старика и, не оборачиваясь, быстро вышел из тенистой рощи к реке, где на молочной влаге крякали жирные зобастые утки и мошки толклись хороводом.
§ 38. Предсказания деревьев.
Широкие улицы, обсаженные пальмами, обширные, то белые, то пестрые храмы, шумная толпа – веселили взоры усталых пришельцев; жители были покорны и ласковы. Старый жрец, с высоким жезлом из черного дерева, водил короля, показывая редкости города. Самым замечательным дивом был сад, посреди которого росли два дерева вроде кипарисов, увешанные звериными шкурами. На вопрос короля вожатый ответил: «Царь, ты видишь два священные дерева: одно зовется мужской пол и посвящено Солнцу, другое, посвященное госпоже Луне, зовется полом женским. Звериные шкуры – приношения богомольцев, причем шкуры самцов возлагаются на солнечное древо, а самок – на лунное. Три раза днем и три раза ночью деревья вещают судьбу при восходе, зените и уклоне солнца и ночного светила. Если тебе угодно знать свою судьбу, очистись, разоружись и подойди с молитвой к деревьям». Александр, метнув гневный взор, воскликнул: «Если солнце зайдет без того, чтобы я услышал голос, сожгу вас живыми!» – Жрец, поклонившись, удалился, а король, исполнив требуемые обряды, стал молиться, положив руку на ствол священного дерева. Уже солнце верхним краем чуть краснело над густою рощей и царь готов был, полный гнева, уйти, как вдруг, подобно отдаленному гонгу, густой мужской голос пропел: «Царь Александр, скоро погибнешь от индийских людей». Царь, не двигаясь, стоял, будто окаменелый, пока быстрые сумерки не привели новой тусклой зари ночного светила, и из листвы соседнего дерева раздался низкий женский голос: «Бедный царь Александр, не видеть тебе больше матери своей, Олимпиады: в Вавилоне погибнешь». Смущенный король отошел к своей свите, ждавшей его за оградой; на вопрос царя, можно ли возложить венцы на деревья, жрец отвечал: «Это запрещено, но если хочешь, делай, – не для тебя, божественный царь, законы». Александр подчинился и удалился в новый дворец. Всю ночь пировал он с друзьями, вспоминая походы и опасности, но лишь только засерело легкое утро, царь, сославшись на неотложность дел, один покинул зал и быстро направился снова к священной ограде. В томлении склонился король перед деревом, и, когда солнце брызнуло первыми лучами по верхушкам и златоалые птички встрепенулись на гибких ветках, высокий детский голос, будто спускаясь из самого купола ясной лазури, прозвенел: «Александр, Александр, умрешь в Вавилоне, не обняв родившей тебя. Больше судьбы не пытай, ответа не будет». Никому ничего не сказав, король прошел в свой покой и развернул свитки, и когда вошедший друг спросил: «Что ты, король, так бледен?», Александр ответил: «Я мало сплю; труды и усталость берут мой румянец». Затем стал говорить о планах на будущие походы.