Тот отвечал, сам не понимая даже, что говорит:
— Благодарю вас, кабальеро, вы так добры.
— Хорошо, торопись, надень плащ и иди с нами.
— Я? С вами? — с ужасом переспросил Саладо.
— Да, ты.
— Но на что я вам нужен?
— Я скажу тебе: беру тебя с собой затем, что знаю, что ты очень уважаем в монастыре и имеешь свободный пропуск в него во всякое время.
— Боже мой! Как можно, кабальеро! — воскликнул несчастный.
— Без возражений, торопись — или я немедленно всажу тебе пулю в лоб.
Глухой стон вырвался из груди несчастного Саладо; он оглядел всех замаскированных отчаянным взглядом и был вынужден повиноваться.
От домика старика до монастыря было всего несколько шагов, дон Торрибио обратился к пленнику, полумертвому от страха:
— Слушай, приятель, вот мы и пришли, открой нам теперь двери.
— Но, ради неба, — воскликнул старик, еще пытаясь сопротивляться, — как я могу это сделать? Подумайте, я не имею никаких средств к тому…
— Слушай, — сказал повелительно дон Торрибио, — ты понимаешь, что у меня нет времени спорить с тобой. Или ты проводишь нас в монастырь и получаешь этот кошелек со всем, что в нем есть, или, если не хочешь провести нас, — добавил он, спокойно вынимая из-за пояса пистолет, — я тотчас раздроблю тебе голову!
Холодный пот выступил на висках у старца; он очень хорошо знал разбойников своей родины, чтобы сомневаться в исполнении их обещания.
— Ну что же! Решился ли ты? — спросил дон Торрибио, взводя курок пистолета.
— Погодите, кабальеро, не шутите этим, я попробую.
— Чтобы вернее удалось, вот тебе кошелек, — сказал дон Торрибио.
Старик с неимоверной радостью схватил его и медленно направился к двери в монастырской стене, раздумывая, каким бы образом он мог честно заработать подаренную сумму без личного риска — задача, которую, признаемся, нелегко было разрешить.
Глава VIII
ТЕМНАЯ ИСТОРИЯ
(ОКОНЧАНИЕ)
Старик наконец решился. Вдруг счастливая мысль мелькнула у него в голове, и с лукавой улыбкой он приподнял молот, чтобы стукнуть в дверь. В ту минуту, когда он хотел опустить его, дон Торрибио удержал его руку.
— Что такое? — спросил Саладо.
— Одиннадцать часов давно уже пробило, все спят или должны уже спать в монастыре, не лучше ли испробовать другое какое средство?
— Вы ошибаетесь, кабальеро, — ответил старик, — привратница не спит.
— Ты уверен?
— Еще бы! — уверенно сказал старик, уже составивший план действий и боявшийся теперь, чтобы этот человек не изменил своих намерений и не вздумал взять деньги обратно. — Монастырь Бернардинок открыт и днем и ночью для тех, кто идет в него за лекарствами. Предоставьте действовать мне.
— Делай как знаешь, — ответил начальник шайки, отпуская его руку.
Саладо не заставил повторять разрешения, он поспешил опустить тяжелый молот, громко стукнувший по медному гвоздю. Дон Торрибио с товарищами плотно прижались к стене.
Через минуту окошко в двери отворилось, и в отверстии показалось сморщенное лицо привратницы.
— Кто ты, брат мой? — спросила она дрожащим и заспанным голосом. — Зачем стучишься ты в монастырь Бернардинок в такой поздний час?
— Пресвятая Дева Мария! — воскликнул Саладо с лицемерным видом.
— Да успокоит тебя Бог, брат мой, разве ты болен?
— Я бедный рыбак, знакомый тебе, сестра моя, душа моя погружена в большое горе.
— Как зовут тебя, брат мой? Голос твой мне очень знаком, но ночь так темна, что я не могу разглядеть твое лицо.
«Надеюсь, что ты и не увидишь его», — подумал Саладо, и громко прибавил:
— Я — сеньор Темиладо, рыбак, который держит трактир на пристани Платерос.
— А-а! Узнаю тебя, брат мой. Что же тебе надо? Говори поскорее.
— Ах, сестра! Моя жена и двое моих детей заболели. Достойный отец, францисканец, прислал меня попросить у вас три бутылки вашей чудотворной воды.
Мы должны заметить, что в Мексике каждый монастырь приготовляет свою чудотворную воду, рецепт который старательно скрывается; вода эта, как говорят, излечивает все болезни, поэтому, понятно, стоит очень дорого, и монастырский доход значительно увеличивается.
— Христос мой! — воскликнула старуха, у которой глаза разгорелись при таком непомерном требовании. — Три бутылки!
— Да, сестра. Я прошу у тебя позволения войти присесть; я шел так быстро, болезнь жены и детей так встревожила меня, что я едва стою на ногах.
— Бедный человек! — воскликнула сострадательная привратница.
— Да, сестра, ты окажешь действительное благодеяние.
— Сеньор Темиладо, осмотритесь, прошу вас, хорошенько, нет ли кого еще на улице, мы живем в такое дурное время, что должны быть очень осторожны.
— Никого нет, сестра, — ответил старик, делая знак разбойникам быть готовыми.
— Тогда я открываю.
— Бог вознаградит тебя за это, сестра.
— Аминь! — сказала она набожно.
Послышалось бряцанье ключа в замке, потом визг отодвинутой задвижки, и дверь наконец приоткрылась.
— Входи скорей, брат мой, — проговорила монахиня. Но Саладо осторожно попятился назад, и на его месте возник дон Торрибио.
Он тотчас же бросился на монахиню, не дав ей времени разглядеть себя, схватил ее за горло и, сдавив его, как щипцами, сказал ей на ухо:
— Только крикни, старая колдунья, тут тебе и конец! Испуганная таким внезапным нападением, видя перед собой человека в маске, старуха лишилась чувств. Дон Торрибио, видя, что она ничем не может быть им полезна, приказал завязать ей рот и крепко связать, потом, оставив двоих разбойников караулить двери, он взял у привратницы связку ключей и пошел с остальными товарищами к строению, в котором жили монахини. Дону Торрибио нужно было пройти в келью игуменьи, а ее нелегко было найти, поэтому он приказал разбойникам поднять в строении шум.
Разбойники, войдя в коридор, стали кричать, произносить проклятия, бросались в разные двери, везде рыли, стучали, грабили.
Монахини, привыкшие к спокойствию и тишине, проснулись от этого шума и, как белые голуби, с испугом бросились к келье игуменьи, которая, разделяя их ужас и окруженная ими, открыла дверь в коридор, из которого слышались страшные проклятия.
Внезапно она увидела толпу замаскированных демонов, кричавших, потрясавших всевозможным оружием. Но, прежде чем она успела вскрикнуть, дон Торрибио бросился к ней, и тотчас весь шум утих.
— Не шумите, — сказал он, — мы не хотим причинить вам зло; напротив, мы пришли поправить зло, сделанное вами.
При виде стольких мужчин в масках все монахини онемели от ужаса.
— Чего вы хотите от меня? — прошептала игуменья дрожащим голосом.
— Сейчас вы это узнаете, — ответил дон Торрибио и обратился к одному из своих людей: — Подай серную светильню.
Разбойник молча подал ему то, что он просил.
— Теперь слушайте внимательнее, сеньора. Вчера одна из послушниц вашего монастыря, отказавшаяся несколько дней тому назад принять покрывало, скоропостижно умерла.
Игуменья обвела вокруг себя повелительным взглядом и обратилась к человеку, говорившему с ней:
— Не понимаю, что вы хотите сказать, — смело ответила она.
— Очень хорошо, я ждал этого ответа. Продолжаю. Этой послушнице было шестнадцать лет, звали ее донья Лаура де Асеведо-и-Реаль дель Монте; она принадлежала к одной из первейших фамилий республики. Сегодня утром проходили ее похороны со всей церемонией, обычной в подобном случае, в церкви этого же монастыря, потом тело ее с величайшей пышностью было опущено в склеп, назначенный для погребения монахинь.
Он остановился, устремив на игуменью через маску огненный взгляд.
— Повторяю, я не знаю, что вы хотите сказать, — ответила та холодно.
— Ага! Хорошо, слушайте же еще, сеньора, и постарайтесь воспользоваться этим, потому что теперь вы находитесь в руках людей, которые, клянусь вам, не тронутся ни вашими слезами, ни стонами, если вы вынудите их на дальнейшие меры.