Ответы его, давно придуманные, понравились священнику; через несколько минут он провел его, вместе с вождем, в тайные покои дворца.
Когда они подошли ко входу в секретные комнаты, дверь в них по первому знаку священника распахнулась настежь. Они ступили в обширную пустую залу, похожую на переднюю. Священник обернулся к Атояку и приказал ему ждать в этой комнате, пока он не возвратится с доктором от пленниц.
Выше мы говорили, что вход к весталкам воспрещен всем мужчинам, исключая старшего священника. В крайнем случае еще одно лицо допускалось туда — доктор; мы знаем, что в качестве доктора к ним должен был проникнуть и Верный Прицел.
Атояк слишком хорошо знал строгие законы, чтобы позволить себе какое-либо возражение, но когда священник уже готовился удалиться, он придержал его за одежду и сказал на ухо:
— Поторопись, отец мой, вернуться, я должен сообщить тебе важные известия.
— Важные известия! — повторил священник, вопросительно глядя на него. — И они касаются меня?
— Я думаю, — с усмешкой ответил Атояк, — они относятся к Красному Волку и Оленю.
— Сию же минуту вернусь, — сказал священник, слегка вздрогнув, после чего повернулся к охотнику, спокойно и угрюмо стоявшему в стороне: — Пойдем, — решительно произнес он.
Охотник поклонился и пошел за ним. Священник пересек длинный двор, сплошь вымощенный камнем, и, взойдя по мраморным ступеням, впустил его в маленький, уединенный павильон, совершенно отделенный от остального здания, в котором помещались девы Солнца. Старик запер за собой дверь, через которую они вошли в павильон, прошел через переднюю и, приподняв тяжелую занавеску, скрывавшую узкую дверь, провел доктора в залу, роскошно убранную в индейском вкусе. Священник, желая по возможности заставить девушек забыть, что они пленницы, постарался позолотить их клетку, убрав ее всевозможными роскошными предметами.
В изящном гамаке из пальмовых нитей, украшенном перьями и висевшем на золотых кольцах, лежала молодая женщина, чрезмерная бледность которой обнаруживала глубокую печаль и явные следы серьезной болезни.
Эта больная была донья Лаура де Реаль дель Монте. Подле нее, со скрещенными на груди руками и с полными слез глазами, стояла донья Луиза, ее подруга — или, скорее, сестра по несчастьям и преданности. Изнуренный вид доньи Луизы доказывал, что, несмотря на силу своего характера, с некоторого времени и ее покинула всякая надежда выйти из тюрьмы, в которую их заключили, и что болезнь овладела и ею.
В это помещение дневной свет не проникал, оно освещалось четырьмя факелами, вставленными в золотые кольца, ввинченные в стены, дрожащий свет которых озарял все предметы красноватым светом.
Заметив двоих индейцев, донья Лаура с ужасом вскочила и закрыла лицо руками. Охотник понял, что настала пора горячо взяться за развязку готовящейся сцены, и обратился к проводнику.
— Ваконда всемогущ, — сказал он значительно, — священная черепаха поддерживает свет; дух ее во мне, он вдохновляет меня; я должен остаться наедине с больными, чтобы прочитать на их лицах род болезни, мучающей их.
Священник колебался. Он устремил на исцелителя взгляд, которым, казалось, хотел проникнуть в его сокровенные мысли. Хотя сам он давно привык обманывать своих соотечественников, но все же был индейцем, следовательно, как и они, был подвержен суеверному страху, а потому сомневался.
— Я — старший священник, — сказал он почтительно, — Ваконда с удовольствием видит мое пребывание здесь в настоящую минуту.
— Пусть отец мой останется здесь, если ему это приятно, я не могу заставить его удалиться, — решительно ответил охотник, желавший во что бы то ни стало отделаться от старика, — я тебя предупредил и нисколько не отвечаю за ужасные последствия, к которым приведет твое неповиновение. Дух, овладевший мной, ревнив, он хочет, чтобы ему повиновались. Подумай, отец мой!
Старший священник покорно склонил голову.
— Я удаляюсь, — сказал он, — пусть брат мой простит мое упорство.
И он вышел из залы. Охотник молча довел его до дверей передней, тщательно запер их и повернулся к девушкам. Те с ужасом отступили.
— Ничего не бойтесь, — сказал он им отрывисто, — я друг.
— Друг! — воскликнула донья Луиза, забившись в угол павильона и дрожа от страха.
— Да, — быстро возразил он, — я — Верный Прицел, канадский охотник, друг и спутник дона Мигеля.
Донья Лаура с криком удивления и радости приблизились к нему.
— Тише! — сказал охотник. — Нас, может быть, подслушивают.
Донья Луиза с изумлением глядела на них, ничего не понимая.
— Вы — Верный Прицел?! — проговорила донья Лаура с неописуемым волнением. — О! Так мы можем еще надеяться на избавление? Мы еще не всеми покинуты?!
Опустившись на колени, она набожно сложила руки и с жаром проговорила, заливаясь слезами:
— Благодарю Тебя, Боже мой! Прости, Милосердный, сомнения мои в Твоей неизреченной благости!
Потом, быстро встав на ноги, она схватила руку охотника и, крепко сжимая ее, спросила:
— Где же дон Мигель?
— Он близко и ждет вас. Но выслушайте меня, время дорого.
— О! Кабальеро, уведите нас отсюда! Уведите скорее! — проговорила наконец донья Луиза, совершенно оправившись от первого изумления.
— Да, да, спасите нас! — воскликнула донья Лаура. — Отец мой наградит вас за это.
— Ваш отец будет очень счастлив снова увидеть вас, — сказал, улыбаясь, охотник.
— Мой отец? Где же он? — спросила девушка с сияющим от радости взором, но тут же грустно проговорила: — Нет, я не увижу его, он далеко, очень далеко отсюда!
— Он в лесу с доном Мигелем, успокойтесь!
— Боже мой! Боже мой! — воскликнула донья Лаура. — Слишком уж много счастья!
В ту же минуту послышались тяжелые шаги человека, всходившего по мраморным ступеням.
— Идут, — быстро произнес охотник, — берегитесь!
— Но что мы должны делать? — спросила донья Лаура тихо.
— Ждать и верить.
— Как?! Вы уходите, а мы остаемся здесь? — проговорили девушки с ужасом.
— Я возвращусь; предоставьте мне действовать. Надейтесь и ждите.
— О! Мы умрем, если вы не спасете нас! — прошептала в слезах Лаура.
— Сжальтесь над нами! — проговорила донья Луиза.
— Верьте мне, бедняжки, — ответил охотник, растроганный больше, чем ожидал. — Запомните только следующее: что бы ни случилось, что бы вам ни говорили, какой бы шум вы ни услышали, положитесь на меня, на одного только меня. Я охраняю вас, я поклялся спасти вас — и спасу!
— Благодарим! — с чувством прошептали девушки. Шаги, услышанные ими, приостановились, потом еще приблизились. Верный Прицел, сделав прощальный жест девушкам, изменил выражение своего лица, с шумом отворил дверь и, не проронив ни слова, прошел мимо старшего священника, сделав вид, что не замечает его. Выражая особое волнение, отчаянно жестикулируя, он побежал к тому месту, где был оставлен Атояк. Священник онемел от удивления; через минуту он запер дверь, оставленную исцелителем растворенной, и пошел за ним, но держась на расстоянии, как бы опасаясь к нему приблизиться.
Молодые девушки боялись поверить всему случившемуся. Оставшись одни и заливаясь радостными слезами, они крепко обнялись.
Глава XXXIII
ВСТРЕЧА
При виде охотника Атояк ужаснулся и отступил на несколько шагов. Исцелитель, вбежав в залу, внезапно остановился посреди ее и, склонив голову на грудь, погрузился в глубокое размышление. Старший священник, подойдя к Атояку, рассказал ему в нескольких словах, каким образом исцелитель вышел из комнаты больных, и оба индейца, исполненные суеверного страха, неподвижно стояли в нескольких шагах от него, почтительно ожидая, когда он заговорит.
Однако охотник понемногу пришел в себя, волнение его улеглось, он провел рукой по лбу и вздохнул, как человек, сбросивший с себя ужасную тяжесть. Тогда индейцы подошли к нему.
— Скажи нам, что с тобой, отец наш? — робко проговорили они.
Охотник бессмысленно огляделся, снова тяжело вздохнул и проговорил глухим, отрывистым голосом: