Но о нем я буду еще говорить впоследствии, когда ближе узнаю его, а теперь скажу, что обед продолжался до половины десятого вечера, так что в конце концов я чувствовал себя крайне усталым и изможденным.
Выйдя на улицу, я нанял коляску за пятьсот рейсов. Подъехав к своему дому, я стал рассчитываться со своим возницей — и тот вдруг, без всякого основания, вздумал требовать с меня ровно вдвое больше, то есть тысячу рейсов. Я, конечно, не захотел позволить этому негодяю глумиться надо мной и вступил с ним в пререкания. Меня уже начало сердить его нахальство, и не знаю, чем бы все это кончилось, если бы один из полицейских инспекторов, следивший на протяжении некоторого времени за нашим разговором, не положил конец этому неприятному столкновению, вскочив в коляску и приказав вознице везти себя куда-то — но куда именно, я не расслышал. Предполагаю, однако, что разом присмиревший извозчик вынужден был ехать на один из полицейских постов, что не было для него большим удовольствием.
Я положительно не мог удержаться от смеха при виде перемены, произошедшей в лице этого злополучного возницы, когда он понял, что попался на месте преступления.
Я чувствовал себя настолько плохо, что, вернувшись домой, выпил горячий грог, мое любимое лекарство во всех подобных случаях, и, плотно завернувшись в одеяло, тотчас же лег спать.
На следующий день, несмотря на все еще скверное самочувствие, я оделся и отправился в konfiteria Дероша.
В Рио нет кафе, а есть только конфитерии, но это в сущности только другое название, а на самом деле это одно и то же.
Здесь я условился встретиться с господами Курти и Бриссеем, которые пригласили меня сюда к трем часам пополудни.
Когда я явился, мои новые знакомые уже ожидали меня и после обычных приветствий осведомились о том, чем меня угощать.
Я отвечал, что не хочу ничего, во-первых, потому что чувствую себя больным, а во-вторых, потому что никогда ничего не ем между обедом и ужином.
— На что вы жалуетесь? — спросил меня доктор Бриссей.
— Право, не знаю, какое-то общее недомогание, вероятно, вследствие сильного переутомления.
— А, — сказал он, — это сущие пустяки, я берусь вылечить вас за четверть часа!
— Очень буду вам благодарен.
— Нет, не благодарите, просто мы с Курти решили, что будем все втроем обедать у Моро и затем отправимся в Альказар, так что вы понимаете — в наших же интересах, чтобы вы были здоровы.
— Да, но…
— Та, та, та! Подождите меня всего пять минут, и вы сами увидите.
С этими словами доктор Бриссей надел шляпу и вышел.
— Доктор, конечно, шутит? — спросил я господина Курти, оставшись с ним вдвоем.
— Нисколько! Это прекраснейшее португальское средство — или, вернее, индейское, так как португальцы заимствовали его у индейцев.
— О, если это индейское средство, то я в него верю, мне уже не раз приходилось испробовать на себе и других индейскую медицину, и я могу только похвалить ее!
— А вот и доктор!
Действительно, в дверь конфитерии вошел доктор Бриссей с маленькой баночкой в руке. Подозвав слугу, он потребовал у него стакан, налил в него немного воды и влил туда все содержимое баночки.
— Выпейте разом, — сказал он, подавая мне стакан. Я повиновался.
Мои сотоварищи закурили по сигаре, я последовал их примеру.
Завязался оживленный разговор; говорили обо всем, но только не о том лекарстве, которое мне дали выпить. Публика начинала прибывать. Пришли еще несколько французов, которые подходили и пожимали руки двум моим собеседникам и затем подсаживались к нашему столику. Все они были чрезвычайно милы и любезны со мной.
В общем, пили одни только освежительные напитки, но зато в громадном количестве.
Когда настало время расходиться, все достали из карманов пачки разноцветных ассигнаций, в большинстве случаев очень жирных, сальных и затасканных. В Бразилии в обращении очень мало золота и другой звонкой монеты. И местные жители — как европейцы, так и бразильцы — очень привыкли к этим деньгам и находят их весьма удобными; что же касается меня, то я никогда не мог к ним привыкнуть. Для местных жителей это, конечно, не неудобство, для путешественника — дело другое: все эти ассигнации и никель ходят только в Рио и в Бразилии, а как только вы выезжаете за пределы этой страны, вам приходится обменивать эти деньги на золото, преимущественно на английские фунты стерлингов, которые ходят везде, тогда как французское золото часто падает так низко по курсу, что приходится на нем терять почти четверть стоимости, что, конечно, разорительно.