— Что после?
— После я сложил бумагу письмом и надписал адрес.
— Ага! Это в первый раз! — с оживлением проговорил офицер.
— Да, но это сообщение откроет вам не много нового.
— Может быть. Какой же был адрес?
— Z. Р.V. 2, пристань 5. P.Z.
— Гм! — произнес офицер задумчиво. — В самом деле, это серьезно… Что же было потом?
— Потом она ушла, дав мне унцию золота.
— Она щедра. И это все, что она тебе сказала?
— Почти что все, — ответил, колеблясь, старик. Офицер посмотрел на него.
— Есть еще что-нибудь? — спросил он, бросив ему еще горсть золота, которое тио Лепорельо немедленно спрятал.
— Почти что ничего.
— Все же говори, ты знаешь, что всегда в постскриптуме письма находится то, что заставило писать.
— Выйдя из моей лавочки, сеньорита подозвала проезжавшую мимо карету; и хотя она сказала очень тихо, но я расслышал: в монастырь Бернардинок.
Офицер чуть заметно вздрогнул.
— Гм! — сказал он с равнодушным видом. — Этот адрес не много значит. Дай-ка бумагу.
Старик порылся в ящике стола и вынул лист, на котором отпечатались неясные слова.
Взяв бумагу в руки, офицер пробежал глазами написанное и заметно побледнел, судорожная дрожь пробежала по его телу, но, тотчас же оправясь, он разорвал бумагу на мельчайшие кусочки и сказал:
— Хорошо, возьми это себе! — и бросил на стол еще горсть золота.
— Благодарю, кабальеро, — воскликнул Лепорельо, жадно бросаясь на драгоценный металл.
Ироническая улыбка появилась на губах офицера; пользуясь положением старика, наклонившегося, чтобы собрать рассыпавшиеся по столу червонцы, он схватил свой кинжал и вонзил его по самую рукоятку между лопаток старика. Удар был нанесен с такой силой, что старик упал как сноп, не испустив ни вздоха, ни жалобы. Офицер равнодушно глядел на него с минуту, затем, успокоенный его неподвижностью, он решил, что тот мертв.
— Так-то лучше, — сказал он, — теперь, по крайней мере, не будет болтать!
После такого философского надгробного слова убийца спокойно вытер кинжал, собрал свое золото, погасил лампу, отпер дверь лавочки, тщательно запер ее за собой и удалился смелым, несколько торопливым шагом запоздавшего прохожего, торопившегося в свое жилище.
Пласа-Майор была пуста.
Глава VII
ТЕМНАЯ ИСТОРИЯ
(ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Офицер, так легко рассчитавшийся с несчастным писцом, перешел через площадь и направился к пристани Монтерилья.
Он шел все тем же спокойным шагом, каким вышел из лавочки писца. Наконец, после двадцати минут ходьбы по пустым улицам и мрачным переулкам, он остановился перед домом очень подозрительной наружности; в окнах дома горел яркий свет, а на террасе сторожевые собаки лаяли на луну. Офицер два раза стукнул в дверь.
Ответили ему не скоро; крики и песни внутри дома мгновенно затихли; наконец он услышал тяжелые приближающиеся шаги, дверь приотворилась, и пьяный голос грубо спросил:
— Кто там?
— Мирный человек, — ответил офицер.
— Гм! Поздненько ходите по городу, да еще проситесь в дом! — ответил голос, как бы раздумывая.
— Я не хочу войти в дом.
— Так какого же черта вам надо?
— Хлеба и соли для странствующих воинов, — ответил офицер повелительным тоном, становясь таким образом, что лунный свет падал ему на лицо.
— Бог мой! Да это синьор дон Торрибио Карвахал! — воскликнул пьяный голос с выражением удивления и глубокого уважения. — Кто бы мог узнать ваше сиятельство под этой негодной одеждой? Входите, входите, они с нетерпением ждут вас.
И человек этот стал так же услужлив, как за несколько минут до того был груб; он поспешил снять цепь, державшую дверь приотворенной, и широко распахнул ее.
— Это напрасно, Пепито, — сказал офицер, — повторяю тебе, я не войду в дом; сколько их?
— Двадцать человек, ваше сиятельство.
— Вооруженные?
— Полностью.
— Пусть живо сойдут сюда, я жду их; иди, сын мой, время не терпит.
— А вы, ваше сиятельство?
— Ты принесешь мне шляпу, накидку, шпагу и пистолеты. Поспеши.
Пепито не заставил повторять этого приказа; оставив дверь отворенной, он выбежал прочь.
Через несколько минут двадцать разбойников, вооруженных с ног до головы, вышли на улицу, подталкивая друг друга. Подойдя к офицеру, они почтительно ему поклонились и по его знаку молча остановились.