Выбрать главу

— Один из вас останется здесь стеречь ее, — продолжал дон Торрибио, — и при малейшем подозрительном движении пусть раздробит ей голову.

Потом, изменив тон, он обратился к послушнице.

— Тысячу раз благодарю вас, сеньора, — промолвил он с чувством, — окончите то, что вы так хорошо начали, проведите нас к этим гнусным склепам.

— Пойдемте, господа, — ответила она, отправляясь впереди разбойников.

Разбойники вмиг присмирели, пошли за ней молча, с выражением глубокого уважения.

По решительному приказу дона Торрибио все монахини, успокоенные, разошлись по своим кельям.

Пока послушница и разбойники шли по коридору, дон Торрибио подошел к молодой девушке и сказал ей на ухо два-три слова, от которых она задрожала.

— Не бойтесь ничего, — добавил он, — я только хотел доказать вам, что все знаю; я хочу быть для вас, сеньорита, самым почтительным и преданным другом.

Девушка вздохнула, ничего не ответив.

— Что с этого дня с вами будет? Вы останетесь в монастыре одна, беззащитная перед ненавистью этой фурии, для которой на свете не существует ничего святого; вы немедленно заместите ту, которую мы спасаем. Не лучше ли вам последовать за ней?

— Бедная, бедная Лаура! — с глухим вздохом проговорила девушка.

— Неужели вы покинете ее в такую решительную минуту, в которую более чем когда-либо ей нужны ваша опора и помощь, не вы ли ее молочная сестра, ее любимый друг! Что вас удерживает? Вы сирота с самого детства, на Лауре сосредоточились все ваши привязанности… Умоляю вас, отвечайте мне, донья Луиза.

Девушка удивилась, почти ужаснулась.

— Вы меня знаете! — воскликнула она.

— Не сказал ли я вам, что знаю все? Полноте, дитя мое, если не для себя, то для нее уйдите отсюда; не вынуждайте меня покинуть вас здесь, в руках ваших врагов, которые подвергнут вас ужаснейшим мучениям.

— Вы этого хотите? — печально прошептала девушка.

— Это она умоляет вас моими словами.

— Хорошо, пусть так, моя жертва будет полной, я последую за вами, хотя не знаю, хорошо или дурно делаю, поступая таким образом. Но, несмотря на то, что я вас не знаю, что маска скрывает от меня ваши черты, я верю вашим словам, мне кажется, что у вас благородное сердце — дай Бог, чтобы я не ошиблась.

— Это Бог по своему милосердию внушает вам такое решение, бедное дитя.

Донья Луиза склонила голову на грудь с тяжелым вздохом, похожим на стон.

Они вышли из дома и направились к нежилым строениям, из которых веяло сыростью и гнилью.

— Куда вы ведете нас, сеньорита? — спросил дон Торри-био. — Я думал, что в вашем монастыре, как и в других, склепы вырыты под церковью.

— Я веду вас не в склеп, — ответила девушка дрожащим голосом.

— Но куда же?

— В тюрьму!

— Что вы говорите! — воскликнул дон Торрибио, едва сдерживая гнев.

— Да, гроб, при всех опущенный сегодня утром в склеп, — продолжала донья Луиза, — ив самом деле был с телом бедной Лауры; невозможно было сделать иначе, потому что обряд требует, чтобы мертвые были похоронены в своей одежде и с открытым лицом. Но как только все разошлись и церковные двери заперлись за ассистентами, игуменья приказала поднять камень склепа, вынуть гроб и перенести тело в самую глубокую монастырскую тюрьму… Но вот мы и пришли, — сказала она, останавливаясь в самой дальней пустой полуразвалившейся зале и указывая на широкий камень, лежащий на земле.

— Поднимите этот камень, — обратился дон Торрибио глухим голосом к своим мрачным товарищам, в масках и с факелами стоявшим вокруг девушки.

После некоторых усилий камень был поднят, и всеобщим взорам открылась темная пропасть, из которой на них пахнуло теплым зловонным воздухом.

— Но, — сказал дон Торрибио через минуту, — эта яма пуста!

— Да, та, которую вы ищете, еще ниже, — грустно ответила донья Луиза.

— Как еще ниже! — воскликнул он с ужасом.

— Этот склеп не достаточно глубок, случайно он может быть открыт, могут быть услышаны крики. Существуют еще два таких же склепа один под другим. Когда по какой бы то ни было причине игуменья решает навсегда вычеркнуть из списка живых одну из монахинь, то эту несчастную спускают в последний склеп, который называется Адом\ Там умирает всякий шум, всякое рыдание остается без эха, всякая жалоба напрасна. Ищите ниже, господа, еще ниже.

При этих словах дон Торрибио почувствовал, как холодный пот выступил у него на висках, волосы его встали дыбом, действительность казалась кошмаром. Преодолев волнение, охватившее его, он сошел в склеп по лестнице, прислоненной к одной стене; несколько разбойников в масках спустились вслед за ним.