Эти три всадника ехали близко друг от друга с озабоченным и печальным видом; по временам они робко оглядывались, приглушали вздох и продолжали путь, опустив головы, как люди, убежденные в трудности и даже невозможности затеянного ими дела, но все же продолжающие его из преданности или упорства.
Куда же направлялись эти люди и чего они искали?
На этот двойной вопрос никто, кроме них самих, не мог бы ответить.
Между тем за бродом перед ними открылась безлюдная песчаная пустошь, прилегающая к ущелью, о котором говорилось выше. В этом месте жара была еще более невыносимой от раскаленного песка.
Старший путешественник обратился к товарищам:
— Бодритесь, друзья мои! — сказал он кротко, с печальной улыбкой, указывая на чернеющий вдали девственный лес, мрачная зелень которого обещала им освежающую тень. — Бодритесь, скоро мы отдохнем.
— Не беспокойтесь о нас, сударь, — ответил один из его спутников, — что ваша милость переносит без ропота, то и мы можем перенести.
— Жара тягостна, и, как и вы, я чувствую потребность в отдыхе.
— Мы-то могли бы еще некоторое время продолжать путь, но нашим коням очень трудно идти: у бедных животных ноги совсем разбиты.
— Да, и коням, и людям трудно, мы должны остановиться. Как ни велика сила воли, но есть границы, перейти которые человеческий организм не может. Бодритесь! Через час мы остановимся.
— Хорошо, хорошо, ваша милость, не беспокойтесь больше о нас.
Первый путешественник ничего не ответил, и они молча продолжили путь.
Наконец они достигли ущелья, переехали его и скоро добрались до группы деревьев, немного укрывших их от палящих солнечных лучей. Подъезжая к месту, назначенному первым путешественником для их отдыха, он вдруг остановился и сказал своим спутникам:
— Посмотрите-ка, не виден ли вам легкий белый дымок над чащей> немного левее от нас, на лесной опушке?
— Действительно, — ответил старший, — в этом обмануться нельзя; хотя отсюда он и кажется всего лишь туманным облачком, но спираль, которой он поднимается, и голубоватый оттенок убеждают в том, что это дым.
— В продолжение десяти дней мы странствуем по этим необозримым диким и пустынным местам, не встретив ни одной живой души, и этот огонь — приятная для нас находка, поскольку указывает на присутствие людей, следовательно, друзей; поедем же прямо к ним, может быть, от них получим мы драгоценные сведения, касающиеся цели нашего путешествия.
— Позвольте, ваша милость, — живо ответил один из его спутников, — когда мы выезжали из имения, вы согласились, чтобы я был вашим проводником; позвольте же мне, по праву старого и опытного охотника, заметить вам, что в этих краях мы больше всего должны опасаться встречи с людьми, подходить к ним с величайшими предосторожностями, тем более, что мы не знаем, что за личность окажется перед нами, с другом или врагом придется иметь дело.
— Ты прав, мой храбрый Бермудес, я вполне доверяю твоему опыту и твоей верности; замечание это справедливо, но, к сожалению, оно пришло слишком поздно. Если мы заметили дым от их огня, то, вероятно, они давно уже видят нас и стерегут каждое наше движение, так что нам бесполезно стараться скрыть от них наше присутствие.
— Это верно, дон Мариано, это верно, — согласился Бермудес, кивая головой. — Вот что осмелюсь я предложить вашей милости, чтобы избежать неприятного недоразумения: вы с Хуанито ждите меня здесь, а я попробую подобраться к самому огню.
Дон Мариано колебался, ему не хотелось подвергать опасности жизнь своего старого слуги.
— Решайтесь же, ваша милость, — сказал тот, — я знаком со способом разговора краснокожих: они не замедлят приветствовать меня стрелой или пулей, но так как они вообще очень неловки, то я уверен, что не буду ранен, тогда я войду с ними в переговоры. Вы видите, что я не подвергаюсь большому риску.
— Бермудес прав, ваша милость, — добавил наставительно Хуанито, человек серьезный и неразговорчивый, решающийся говорить только в крайних случаях, — вы должны позволить ему действовать по его усмотрению.
— Нет, — решительно ответил дон Мариано, — я никогда не соглашусь на это. Жизнь наша в руках одного только Бога, один Он может располагать ею по своему усмотрению. Если с тобой случится какое несчастье, мой бедный Бермудес, я себе этого никогда не прощу! Отправимся же все вместе, а если нас ждет встреча с врагом, мы будем защищаться. Бермудес и Хуанито хотели было возразить, и, вероятно, спор продлился бы еще долгое время, но в эту минуту послышался конский топот, высокая трава заколыхалась и шагах в двенадцати от них появился всадник. Он был бледнолицый, в одежде лесных охотников.