Лишь только мексиканцы скрылись вдали, охотник вышел из кустов и сказал, самодовольно улыбаясь:
— Теперь я могу действовать как хочу, не боясь помехи, только бы Летучий Орел со своей женой ушли подальше. Да они не останутся здесь: вождь слишком торопился вернуться в свое селение.
Размыслив таким образом, он вскинул ружье на плечо и пошел свободно, но осторожно.
Вольная Пуля скоро вышел на поляну, посреди которой остался зарытый заживо человек, один со своими преступлениями, покинутый всеми, не имея надежды ни на чью помощь. Охотник остановился, осмотрелся и лег на землю.
На поляне царило гробовое молчание; дон Эстебан, с расширенными от ужаса глазами, чувствуя недостаток воздуха от постоянно и медленно сдавливавшей его грудь земли, с сильным биением крови в висках и артериях, готовился умереть; зрение его затмилось кровавой завесой, холодный пот выступил на лбу. Отчаянно зарычав, он схватил пистолет и, подняв к небу умоляющий взор, поднес оружие к виску. Вдруг чья-то рука отдернула его руку, пуля просвистела в воздухе, и голос, кроткий и строгий одновременно, проговорил:
— Бог услышал вашу мольбу, Он прощает вас. Негодяй, как помешанный, повернул на голос голову, с испугом взглянул на говорившего человека и, будучи не в силах вынести это новое волнение, лишился чувств.
Человек, подоспевший так кстати, был Вольная Пуля, как читатель, верно, уже догадался.
— Гм! — сказал он, качая головой. — Вовремя же я поспел!
И не теряя ни минуты, достойный человек стал немедленно откапывать зарытого. Это стоило ему великого труда, поскольку пришлось работать только топором и руками; но однако он достиг желаемого и, вытащив из ямы под мышки несчастного, все еще находившегося в бесчувственном состоянии, положил его на землю, разрезал ремни, стягивавшие его, развязал рот и вылил на его лицо часть воды из своей походной фляжки.
Холодная вода и свежий ночной воздух не замедлили оказать свое действие: легкие заработали энергичнее, и несчастный стал приходить в себя.
Лишь только он опомнился, первым его делом было гневно взглянуть на небо, потом, протянув руку Вольной Пуле, он сказал ему:
— Благодарю.
Охотник отступил, не дотрагиваясь до его руки.
— Не меня должны вы благодарить, — сказал он.
— Кого же?
— Бога.
Дон Эстебан презрительно сжал губы. Однако он понимал, что, возможно, некоторое время ему необходимо будет обманывать своего спасителя, если он желает воспользоваться его услугами, столь необходимыми в нынешнем положении.
— Вы правы, — произнес он с фальшивым смирением, — прежде Бога, потом вас.
— Я исполнил свою обязанность, заплатил вам свой долг, теперь мы квиты. Десять лет тому назад вы оказали мне услугу; сегодня я спасаю вас от смерти, это плата за полученное. Я избавляю вас от всякой благодарности, как и вы должны, в свою очередь, избавить меня от нее. С этой минуты мы больше не знаем друг друга, дороги наши разошлись.
— Неужели же вы меня покинете в таком положении? — с ужасом спросил дон Эстебан.
— Что же еще могу я сделать?
— Лучше уж было оставить меня умирать в яме, в которую вы, кстати, также помогали сажать меня, чем вынуть из нее для того, чтобы осудить на голодную смерть в прериях, сделать жертвой хищных зверей или пленником краснокожих. Я слаб и безоружен. Пистолет, оставленный мне вашими жестокими товарищами, никуда не годен.
— Справедливо, — проворчал Вольная Пуля и, опустив голову на грудь, глубоко задумался.
Дон Эстебан беспокойно следил глазами за выражением лица охотника.
— Вы правы, — проговорил наконец старый охотник, — без оружия вы пропали.
— Вы сознаете это? Будьте же милосердны до конца, дайте мне возможность защититься.
— Я не предвидел этого, — ответил охотник, качая головой.
— Это значит, что если бы вы предвидели, то оставили бы меня умирать?
— Может быть!
Ответ этот, как молотом, ударил по сердцу дона Эстебана; он устремил зловещий взгляд на охотника.
— Вы говорите недоброе дело, — заметил он.
— Что же я могу вам ответить? — возразил охотник. — По моему мнению вы были приговорены справедливо. Я должен был бы дать исполниться правосудию, но я не дал — и, может быть, был не прав. Теперь, хладнокровно обдумывая этот вопрос, сознавая, что вы справедливо требуете оружия, что вы непременно должны его иметь — и для вашей личной безопасности, и для вашего пропитания, — я боюсь дать вам его.
Во время этого ответа дон Эстебан поднялся, сел возле охотника и стал играть своим разряженным пистолетом, делая вид, будто слушает его очень внимательно.