По обоюдному уговору между ними, лишь только пленницы вышли из города со своими провожатыми, Атояк с толпой своих друзей и родных пошли по их следам; дойдя до подножия горы, они врассыпную ползком взобрались на нее и, скрытые густой травой, притаясь, принялись внимательно слушать.
Раздавшиеся молитвы пятерых индейцев заставили было старейшину раскаяться в том, что он пришел сюда. Скоро голоса смолкли. Атояк предположил, что громкие молитвы сменились тихими, и стал ждать. Между тем тишина все продолжалась. Тогда он решился взобраться на самую вершину. Распростертые на земле индейцы поразили его. В первую минуту он принял их за мертвых и принялся громко звать своих товарищей. Подбежавшие индейцы стали трясти их изо всех сил, но спящие не просыпались. Тем временем Атояк стал понемногу догадываться об истинной причине столь крепкого сна; ему вспомнились громкие крики голубятника. Не сомневаясь больше, что беглецы направились в лес, он с воем бросился со своими воинами по их следам.
Атояк первый заметил беглецов и выстрелом из ружья убил одного мексиканца.
Положение белых становилось опасным; выехав на опушку леса, они мгновенно были остановлены отрядом Оленя и дона Эстебана, осыпавшим их градом пуль. Молодые девушки, находясь в середине своего отряда, охраняемые доном Мариано и Вольной Пулей, были в относительной безопасности.
Пока Верный Прицел и Руперто, повернувшись лицом к неприятелю, отражали нападение воинов Атояка и в то же время отступали, дон Мигель, вооружившись палицей, выпавшей из рук раненого индейца, бросился, словно тигр, в массу врагов. Сражавшиеся находились слишком близко друг к другу, чтобы пустить в ход огнестрельное оружие; они схватились за ножи, палицы и копья или просто колотили друг друга прикладами ружей.
Минут двадцать продолжалась эта драка. Наконец дону Мигелю удалось прорвать живую преграду из индейских воинов, мешавших их проходу, и, рванувшись вперед со всеми товарищами, они ускакали в лесную чащу, где немедленно скрылись.
С восходом солнца бледнолицые подъехали к пещере, в которой, по приказанию охотника, Руперто следовало бы ждать их. Дон Мигель приказал остановиться.
Приказание это было очень кстати: лошади задыхались от усталости и едва стояли на ногах. К тому времени апачи остались далеко назади, и беглецы могли воспользоваться несколькими минутами для необходимого отдыха.
Верный Прицел, скоро подъехавший с арьергардом, подтвердил предположение дона Мигеля. Краснокожие, по его словам, давно вернулись в город.
Эта новость несколько успокоила беглецов.
Пока мексиканцы, расположившись группами, готовили ужин и перевязывали свои раны, а девушки, удалившись в грот, спали на кучах листьев, покрытых накидками, дон Мигель и оба охотника купались в реке, чтобы смыть индейские краски; после этого, снова облачившись в свою привычную одежду, охотники также легли отдыхать, а дон Мигель, расставив часовых и назначив смены, вошел в грот.
Дикая Роза сидела у ног спящих девушек и тихонько напевала жалобную индейскую песню. Дон Мариано спал недалеко от дочери. Молодой человек, ласковой улыбкой поблагодарив жену вождя, улегся поперек входа в грот и тоже заснул.
Первыми словами проснувшихся на рассвете девушек была благодарность своим освободителям. Дон Мариано, любуясь дочерью, возвращенной ему наконец, не знал, как выразить свою признательность дону Мигелю. Донья Лаура не могла найти достаточных выражений, чтобы высказать дону Мигелю счастье, наполнявшее ее молодое сердце. Одна только донья Луиза была грустна и задумчива: она чувствовала себя лишней среди этих счастливых людей. Радость, сиявшая в глазах дона Мигеля, любовавшегося Лаурой, сидевшей между ним и ее отцом, больно кольнула сердце доньи Луизы.
К счастью еще, Верный Прицел не был ничем увлечен, а потому ясно видел опасность, все более и более угрожавшую всем с каждой минутой промедления. Он предложил как можно скорее направиться к ближайшим границам мексиканских владений, чтобы избежать возможного преследования апачей; охотник требовал поспешить еще и потому, что, по несчастному стечению обстоятельств, уже наступило время, называемое у индейцев мексиканским месяцем, — время, которое они избрали для периодических грабежей вдоль границ этого несчастного края. Верный Прицел был уверен, что на четвертый день пути они доберутся до ближайшего поселения — и то по дороге, известной лишь ему одному.
Небольшой отряд снова пустился в путь.
Дорога прошла без приключений, и, как и предсказывал Верный Прицел, после полудня четвертого дня их отряд пересек вброд реку Хилу и въехал в штат Сонора. Но, по мере того как они углублялись в мексиканские владения, лицо охотника омрачалось все больше и больше, и беспокойство его становилось все более явным. Им то и дело попадались обгорелые головни, земля, по которой они проезжали, была взрыта и покрыта пеплом, как после сильного пожара, не видно было ни одного живого человека; могильная тишина царила вокруг.