Я думаю, что не стоит того печатать в газетах опровержение ложно приписываемого мне мнения. На всякое чиханье не наздравствуешься. Я, например, получаю в последнее время письма из Америки, в которых одни упрекают, а другие одобряют меня за то, что я отрекся от всех своих убеждений. Стоит ли опровергать, когда завтра могут быть выдуманы 20 новых известий, которые будут содействовать наполнению столбцов газеты и карманов издателей. Впрочем, делайте, как найдете нужным.
Здоровье мое все нехорошо, но так как для того, чтобы умереть, есть только одно средство — быть больным, также как и для того, чтобы перенестись с места на место одно средство: сесть в экипаж или вагон, то я ничего не имею против болезни, тем более что она не мучительна и дает мне возможность и думать и даже работать. Занят я теперь преимущественно статьей о рабочем вопросе*. Я уже писал об этом, но мне кажется, что имею сказать нечто новое и, надеюсь, просто и ясно.
Пришлите мне, пожалуйста, книжку: «The effects of the factory sistem», Allen Clarke, London, и, если можно, поскорее, и еще новейшие книги или статьи об этом предмете, то есть о положении рабочих теперь*. Очень обяжете меня. Я же вышлю вам, что будет стоить. Привет вашей жене*. Дружески жму вам руку.
Л. Толстой.
Что делает милый Кенворти? Передайте ему мою любовь.
5. Эдвину Маркгему
<перевод с английского>
1900 г. Февраля 5. Москва.
Эдвину Маркгему.
Милостивый государь,
Я получил вашу книгу поэм и очень благодарю вас за то, что прислали ее с вашим милым письмом*.
Мне нравятся ваши стихи, в особенности первая поэма, служащая ключом ко всей книге.
Для меня большая радость иметь таких друзей, как вы, по ту сторону земли, как вы говорите.
Уважающий вас
Лев Толстой.
5 февраля 1900.
6. А. М. Жемчужникову
1900 г. Февраля 8. Москва.
Любезный и дорогой друг Алексей Михайлович. Очень радуюсь случаю напомнить тебе о себе сердечным поздравлением с твоей твердой и благородной 50-летней литературной деятельностью.
Поздравляю себя с тоже почти 50-летней с тобой дружбой, которая никогда ничем не нарушалась*.
Любящий тебя друг
Лев Толстой.
8 февраля 1900.
7. Максиму Горькому
1900 г. Февраля 9. Москва.
Простите меня, дорогой Алексей Максимыч (если ошибся в имени, еще раз простите), что долго не отвечал вам и не послал карточку*. Я очень, очень был рад узнать вас и рад, что полюбил вас*. Аксаков говорил, что бывают люди лучше (он говорил — умнее) своей книги и бывают хуже. Мне ваше писанье понравилось, а вас я нашел лучше вашего писания. Вот какой делаю вам комплимент, достоинство которого, главное, в том, что он искренен. Ну, вот, прощайте, жму вам дружески руку.
Лев Толстой.
Надеюсь, что письмо мое застанет вас здоровым. Как хорош рассказ Чехова в «Жизни»*. Я был очень рад ему.
8. А. Ф. Марксу
1900 г. Февраля 27. Москва.
Милостивый государь Адольф Федорович,
Посылаю вам повесть С. Т. Семенова*. Все, что пишет Семенов, всегда очень хорошо как в нравственном, так и в художественном отношении. Его уже давно печатали по моей рекомендации* и в «Русских ведомостях» и в «Русской мысли»*, но он пишет мне, что желал бы эту повесть поместить именно в вашем журнале, во-первых, потому, что эта повесть будет иметь интерес для вашего читателя, а во-вторых, потому, что он желал бы установить отношения с вами. Хотя я не читал этой повести, зная добросовестность Семенова, я смело рекомендую ее вам. Адрес его: Сергею Терентьевичу Семенову, Волоколамск, Московск. губ., деревня Андреевская.
Пользуюсь случаем благодарить вас за присылку экземпляров «Воскресения»* и желаю вам всего хорошего.
9. В. Г. и А. К. Чертковым
1900 г. Февраля 28. Москва.
Дорогие друзья Владимир Григорьевич и Анна Константиновна.
Приезжающие от вас: Коншин, Суллер*, Буланже спрашивают у меня, получил ли я ваши письма и переписанные рукописи. Все получил давно, очень благодарен и прошу простить за неаккуратность, что не сообщил о получении. Жаловаться на нездоровье не могу, но чувствую себя много ослабевшим и потому прошу вас, друзей моих, быть ко мне снисходительней и, главное, не приписывать моему молчанию значение охлаждения. Кем вы были для меня — одними из самых дорогих мне людей, общение с которыми, знание, что они существуют, дает мне лучшие, балующие меня радости жизни — так это осталось и не может не остаться навсегда, навечно, потому что вечно то, во имя чего мы соединены. Слаб я, главное, оттого — и неаккуратен в переписке, что, чувствуя упадок сил — не по существу, а по времени, — я всю энергию сосредоточиваю на время работы, в остальное же время чувствую себя exhausted*.