— Вам удалось?
— Вполне; вам нечего бояться, графиня.
— Я ничего не боюсь, — ответила она со странной улыбкой.
— Какие будут ваши приказания, графиня?
— Все те же, ничего не переменилось.
— Следовательно?
— Следовательно, вы можете действовать.
Оба человека почтительно поклонились, отступили назад и примешались к работникам, наполнившим залу.
Графиня де Вальреаль присоединилась к госпожам Вальтер, не слышавшим этого краткого разговора, и вышла из комнаты, разговаривая с ними.
Она пошла за своими спутницами в их комнату, смежную с ее комнатой, оставалась с ними с полчаса, потом, ссылаясь на усталость, пожелала им спокойной ночи и ушла к себе, где ее ждала Элена.
Во время ее отсутствия Иоган принес довольно большой сверток; графиня развязала его. В нем заключался полный костюм эльзасского крестьянина, почти новый и очень опрятный; он был сделан, как это легко было видеть, для молодого человека лет шестнадцати, не более.
Графиня сделала движение, выражавшее удовольствие, заперла дверь на ключ, чтобы ей не помешали, и обернувшись к субретке, которая смотрела на нее с изумлением, смешанным с беспокойством, сказала:
— Подай мне все, что нужно, Элена; необходимо, чтобы меня нельзя было узнать, а главное поторопись; нам нельзя терять ни минуты.
Ничего не отвечая, молодая девушка отперла чемодан, вынула оттуда несколько вещей, которые положила на стол, потом начала помогать превращению своей госпожи.
Никогда не бывало более полного превращения; самая опытная актриса не могла бы лучше изменить себя и сделаться неузнаваемой.
Вместо молодой женщины с гордой и аристократической красотой, с грациозными движениями, с изящной и величественной осанкой, очутился юноша лет двадцати, с лицом загорелым от солнца, с желтоватыми и несколько растрепанными волосами, падавшими на плечи, с маленькой бородкой, с хитрыми глазами, никогда не останавливавшимися на одном предмете, и с грязными руками; костюм соответствовал наружности так же, как медленная и несколько разбитная походка.
Графиня окончательно рассматривала свой костюм, когда слегка постучались в дверь.
По знаку барыни, Элена поспешила отворить.
Вошел Иоган и не мог не вскрикнуть от удивления, приметив графиню; все в ней переменилось, даже ее голос; как она сама сказала, ее никак нельзя было узнать.
— Пора, — сказал Иоган.
— Я готова, — отвечала графиня, сунув в карман жилета два очаровательных револьвера, — но для чего вы держите в руке эти две палки, господин Иоган?
— Одна для вас; она вам понадобится в дороге. Он подал ей палку.
— Благодарю, — сказала она, — называйте меня Людвигом и обращайтесь со мною как с вашим работником. Вы обещаете мне это, не так ли?
— Обещаю. Как вы хорошо переоделись! Вы похожи как две капли воды на моего племянника Корника, маркара.
— Как маркара? — с удивлением спросила графиня. — Разве ваш племянник взялся за оружие, несмотря на свою религию?
— Я вас не понимаю… Может ли мой племянник взяться за оружие, когда он анабаптист!
— Я тоже говорю… Разве вы не знаете, что пруссаки назвали маркарами всех крестьян и работников ваших гор, которые, побуждаемые патриотизмом, бросили дома и составили отряды вольных стрелков, чтобы вести истребительную войну с неприятелем. Альтенгеймские вольные стрелки и все другие французские партизаны, защищающие ущелья гор, для немцев маркары, то есть возмутившиеся работники, поэтому они и гоняются за ними как за хищными зверями и поступают с ними безжалостно.
— Я этого не знал, и повторяю вам, мой племянник мальчик честный, трудолюбивый и имеющий отвращение к крови.
— Тем лучше; стало быть, я не подвергаюсь опасности быть узнанной.
— О! Опасности нет; идем?
— Когда вы хотите; милая Элена, ложись и спи хорошенько без меня.
— Нет, — ответила Элена, качая головой, — я спать не буду.
— Что же ты будешь делать?
— Молиться за вас, милая госпожа моя.
— Ты знаешь, что со мною сам Господь, — пошептала графиня на ухо, целуя ее. — В путь, господин Иоган! — прибавила она, обернувшись к старику.
— В путь, Людвиг! — ответил он, смеясь.
— В добрый час! — сказала графиня.
Они вышли. Элена заперла дверь, стала на колени у кровати и молилась, заливаясь слезами.
Глава XXX
ДОМ ЛЕСНИЧЕГО
Иоган Шинер держал в руке фонарь, потому что глубокая темнота царствовала в доме, обитатели которого все давно были погружены в крепкий сон.