— Что мы будем делать, Фрэнк? Мы убьем его. Это единственный выход.
— Ты сумасшедшая и меня хочешь сделать таким.
— Никто ничего не узнает. Мы будем вне подозрений.
Я подошел к бару, взял бутылку «Скотча» и, налив две большие порции, отнес их к дивану.
— Нет ничего тайного, что не стало бы явным.
Она взяла виски.
— Я все придумала, нас никогда не раскроют.
— Так ты уже придумала? О'кей! Расскажи мне свой план, и я тут же объясню, в чем ты не права.
— В нем нет изъянов.
— Надо ж! Слушаю тебя.
— Но если ты признаешь, что план хорош, ты поможешь мне, Фрэнк?
— Не знаю, не знаю… Вообще я не разделяю твою уверенность, но тем не менее посвяти меня в детали. Когда я объясню тебе, в чем ты ошибаешься, ты будешь благодарна мне за то, что я спас твою прекрасную шею.
Ее зеленые глаза засверкали, губы плотно сжались.
— Ты считаешь меня идиоткой, так?
— Разумеется, нет, но, чтобы спланировать совершенное убийство, нужен трезвый ум, а женщина, по моему убеждению, подобными качествами не обладает. Когда убийством займется полиция, тебя вычислят в два счета.
— Можно подумать, ты придумаешь нечто получше.
— Поживем — увидим.
Некоторое время она молчала. Наконец решилась:
— Ты знаешь, молочник всегда оставляет молоко возле ворот…
— Стоп!.. Молочные бутылки у ворот! Нет проблем! Я прекрасно понимаю ход твоих мыслей. Этот трюк уже изначально обречен на провал.
— Почему? — С побелевшим лицом она наклонилась вперед, напряженно глядя на меня.
— Ну, так слушай. Вначале все кажется достаточно разумным. Я признаю это. Каждое утро молоко ставится возле ворот, и любой может подсыпать отраву… Как я понял, именно это ты собираешься сделать. Я видел шприц у тебя в спальне. И подметил еще одну деталь: за завтраком ты никогда не добавляешь в свой кофе молоко. Ну вот, ты подсыпаешь отраву в молоко и, когда явятся полицейские, можешь смело заявить, что по утрам молоко не употребляешь. И они будут вынуждены поверить тебе. Но могут начаться и неприятности.
— Какие?
— Неужели непонятно? Теперь я понимаю, почему ты отправляла эти письма с угрозами. Ты считала, что они обеспечат твое алиби. Неужели ты воображаешь, что полиция настолько глупа, что поверит тебе?
Рита выпила рюмочку. Ее руки дрожали.
— Почему ты считаешь, что мне не поверят?
— Прежде всего полисмены начнут отрабатывать свои версии, и тут уж, надо признать, они люди дотошные. Разумеется, проверят письма, обратят внимание на бумагу. И вот как раз это даст им пищу для размышлений. Неужели ты воображаешь, что конкуренты Зерека пользуются бумагой подобного сорта? Само собой, начнутся розыски машинки. И если ты не найдешь для нее лучшего места, чем за шкафом, тебе конец. Но даже если машинку не обнаружат, есть приметы, указывающие на женщину. Жену! Кстати, семьдесят пять отравлений из ста спланировано и совершено женщинами. Да, а откуда ты возьмешь яд? Учти, здесь тоже необходимо алиби.
— Я припасла яд давно. — Сейчас Рита уже не была столь уверенной, как вначале. — Никто не узнает, откуда он взялся.
— Это ты так думаешь? Добрая дюжина отравителей тоже думала так. И где они? Если у полисменов появится хоть капля сомнений, уж они тебя не выпустят. И не воображай, что ты можешь обратить все в шутку. Ты все время будешь думать, не знают ли они больше, чем говорят тебе. Это заставит быть все время настороже. Возможно, ты себя и не выдашь, но, если вместе с тобой буду я, этого и не понадобится. Достаточно посмотреть на нас обоих, чтобы сразу догадаться о мотиве убийства. И тут уж шутки в сторону, они возьмутся за нас всерьез. Ты считаешь, что сможешь выдержать день, два, неделю. Может быть, ты не продержишься и дня… — Я остановился и посмотрел на нее. — Кстати, а почему ты решила убить его? Не расскажешь?
— Долго же ты собирался задать этот вопрос.
— Я всегда думал, что ты просто хочешь развязать себе руки.
Ее нежные губы изобразили нечто похожее на улыбку.
— Как я понял, ты задумала убийство уже давно, еще до моего появления. Написала три письма, а уж потом на сцене появился я. — Повысив голос, я наклонился, напряженно глядя на нее: — Что ты замышляешь? Чего я еще не знаю?
Рита положила свою руку на мою.
— Ты торопишься, Фрэнк.
— Хорошо, хорошо, расскажи мне все. Почему ты хочешь избавиться от него?
— Я хочу денег.
Я удивленно отшатнулся.
— Каких денег?
— Его денег, разумеется. Зерек объявил себя банкротом. А это, как ты сам понимаешь, вынуждает его вести нищенскую жизнь. В противном случае он будет вынужден платить жуткие налоги. Раз он не может декларировать свои доходы, он их тщательно скрывает.