Грета села на диван и прижалась ко мне.
— Но, милый! Ведь Луис работает у меня — или, во всяком случае, работала. Мне бы хотелось ее повидать, попытаться что-то сделать для нее. Нам есть о чем с ней поговорить.
— Да, конечно, — согласился я, — но…
— Не надо никаких «но»! Ну, хочешь, завяжи мне глаза! Или надень кувшин мне на голову!
— Ладно, — сдался я наконец, — пожалуй, ты скорее развеселишь Луис, чем я.
— Замечательно! — радостно воскликнула она. — И еще вот что, Эл. Мы поедем на моей машине, а не на твоей.
— Почему?
— Потому что нам обязательно попадется плохая дорога, будет трясти, и я вся буду в синяках, если поеду в твоей машине. Синяки на моей коже появляются очень легко, и, даже если их не видно, это все равно больно.
— Ладно, возьмем твой «кадиллак», — уступил я. — Ну-ка, покажи, где у тебя появляются синяки?
— После ужина, — пообещала она. — Хотя ты и так прекрасно знаешь, где они у меня появляются.
День для пикника выдался прекрасный: на безоблачном синем небе сияло жаркое солнце. Такой замечательный, ленивый день! Как раз для того, чтобы провести его за городом.
Мы сидели кругом на траве рядом с «кадиллаком», а перед нами лежали остатки омаров, цыплят и всякой всячины. Две пустые бутылки из-под шампанского одиноко валялись в траве. Я открыл последнюю с эффектным хлопком, и обе женщины автоматически помотали головами.
— Только не мне, — сонно проговорила Луис. — Я сейчас воспарю к небесам, несмотря на полный желудок. Я полечу над травой, как легкое перышко, и ветер унесет меня далеко-далеко…
— Поэзия, — торжественно произнесла Грета, — почти что настоящая поэзия. Но проза лучше. Мне, во всяком случае, она нравится больше, не нужно подбирать и все время рифмовать слова.
Я наполнил стаканы парней из агентства, которые несли свою службу неподалеку, охраняя Луис, и они осушили их мгновенно, раньше, чем я успел налить себе. Последняя бутылка тут же опустела.
— Чудесный пикник! — счастливо вздохнул я и растянулся на траве…
Очнулся я от того, что кто-то неистово тряс меня за плечо.
— Не теперь, солнышко, — пробормотал я. — Бывает время, когда и Уилеру надо немного поспать.
— Просыпайся.
Я открыл один глаз и увидел, что Грета стоит рядом на коленях и заглядывает мне в лицо.
— Зачем? Приведи хоть один вразумительный довод.
— Потому что ты храпишь, — ответила она. — Вставай!
Она схватила меня за руку, потянула и заставила сесть. Я простился со всеми надеждами поспать и закурил сигарету.
— Это просто отвратительно, — сказала Грета. — Такой замечательный день, а ты посмотри на них! — Она развела руками, и я, только из вежливости, огляделся.
Луис спала, положив щеку на ладошку, дыхание ее было легким, на губах — полуулыбка. Один из охранников растянулся на траве неподалеку от нее и внушительно храпел. Другой сидел, прислонившись к дверце машины и обняв свою винтовку, и сна у него не было ни в одном глазу. Поймав мой взгляд, он ухмыльнулся и подмигнул.
Я тоже подмигнул в ответ и вновь посмотрел на Грету:
— Не вижу ничего плохого. В общем-то мне это даже нравится. Почему бы не соснуть часок?
— В такой замечательный день? — возмущенно спросила она. — Ну нет, мы не будем так бездарно терять время, Эл. Мы отправимся гулять и посмотрим, куда течет тот ручей с другой стороны холма.
— У него свои дела, а у нас свои, — кисло проговорил я.
Грета встала, и я тут же опять улегся на траву.
— Нет-нет, вставай! — быстро возразила она и больно ткнула меня острым каблучком в солнечное сплетение.
Омары и шампанское так бурно запротестовали против подобного обращения, что мне пришлось быстро сесть.
— Мы пойдем гулять, милый, — решительно сказала Грета, — даже если мне придется тащить тебя на себе!
Был ли смысл спорить? Жалобно бурча и шатаясь, я поднялся на ноги.
— Ты жестока и безжалостна, как плантатор! И зачем я только связался с тобой!
— Ты совсем обленился, — холодно проговорила она. — Это очень плохо, ведь одновременно ты стареешь. Становишься жирным, лысым и ленивым — бр-р!
— Я не жирный и не лысый, — возразил я с достоинством. — Ленивый — может быть, но это фамильная черта. Мой отец любил посиживать перед камином и вскрикивал, когда у него загоралась борода.
Она с сожалением посмотрела на меня:
— Помню, первый раз я смеялась над этой историей, когда ходила в первый класс!
— А что, во времена Гражданской войны[5] были школы? — поинтересовался я.