— Совершить государственный переворот в настоящее время, — живо ответил мой собеседник, — не так легко, как это было раньше. В 1864 г. во время конфликта между Бисмарком и прусским ландтагом Пруссия была централизованным государством, в то время как сейчас Германская империя — государство федеративное. Центральное правительство рисковало бы слишком многим, попытавшись совершить государственный переворот. Чтобы быть уверенным в возможности его осуществления, ему необходимо было бы единодушное согласие со стороны всех правительств федерации. Если хоть одно из них не согласится на государственный переворот, оно окажется свободным от своих обязательств по отношению к империи, а это будет означать распад федерального государства. Но это еще не все. Федеральная конституция — единственное, что гарантирует мелкие государства от господства Пруссии; нарушив ее, они тем самым отдадут себя связанными по рукам и ногам на милость центральной власти. Можно ли предположить, что Бавария пойдет на такой отказ от своих прав? Нет, и для того чтобы уточнить мою мысль, я скажу вам следующее: чтобы произвести в Германии государственный переворот, император должен был бы иметь на своей стороне либо народ, — а народ его не поддерживает, — либо все правительства федерации, — а все они никогда не выступят за него.
Так как последнее заявление Энгельса не убедило меня, я продолжал настаивать на возможности внутреннего государственного переворота.
— Я не утверждаю, — возразил он, — что то, что я назвал бы «революцией сверху», не представляет угрозы для будущего. Бебель и другие наши друзья уже говорили, что они предвидят покушение на всеобщее избирательное право.
— И что же, в этом случае вы ответите насилием на насилие?
— Мы не так глупы, чтобы попасться в ловушку, подстроенную нам правительством; ведь германское правительство ничего так не хочет, как восстания, чтобы нас раздавить. Нам слишком хорошо известно нынешнее соотношение сил между нами и правительством, чтобы очертя голову решиться на такой шаг. Да и осмелится ли Вильгельм II пойти на полную отмену всеобщего избирательного права? Я этого не думаю. Скорее, он увеличит возрастной ценз для избирателей и преподнесет нам всеобщее избирательное право, пересмотренное и исправленное (при этих словах Энгельс рассмеялся), с которым сейчас предстоит познакомиться Бельгии[534].
— А не опасаетесь ли Вы массовых арестов среди депутатов оппозиции?
— Нет, — воскликнул Энгельс, — никто в Германии не допускает такой возможности. Некоторые правительства федерации, например баварское, никогда не согласились бы санкционировать такое вопиющее нарушение конституции. Не забывайте, что имперская конституция и рейхстаг являются единственным оружием, с помощью которого мелкие государства могут предотвратить поглощение их Пруссией.
Мы перешли затем к гипотезе о внешней войне. Энгельс в этом вопросе далек от пессимизма.
— Разумеется, — заявил он мне, — война может возникнуть. Но кто в наше время возьмет на себя ответственность спровоцировать ее? Разве что Россия, страна, которую, в силу занимаемого ею огромного пространства, нельзя завоевать?.. Да и то еще вопрос!.. В данный момент Россия находится в таком положении, что она не выдержит и месяца войны, если не получит денег из-за границы.
После этого мой собеседник немного помолчал, а затем продолжал с едва сдерживаемым раздражением:
— Я, право, не понимаю французское правительство. Ведь не Франция нуждается в России, а Россия во Франции. Россия разорена, земли ее истощены. Если бы французское правительство понимало действительное положение вещей, оно получило бы от России все, что ему нужно, все… все… за исключением денег и эффективной военной помощи. Без Франции Россия оказалась бы изолированной, полностью изолированной… И пусть мне не говорят о военной мощи России! Вспомните турецкую войну. Без помощи румын русские были бы бессильны под Плевной…[535] Нет, чем больше я размышляю, тем меньше верю в возможность войны. В наше время так трудно предвидеть ее исход! Армии поставлены в совершенно новые условия, абсолютно не поддающиеся учету. Появилась винтовка, делающая десять выстрелов в минуту, по дальнобойности приближающаяся к дальнобойности пушек и стреляющая пулями неслыханной пробойной силы. Появились артиллерийские снаряды, начиненные мелинитом, робуритом и т. д. Ни одно из этих грозных средств разрушения не было еще никогда испытано в ходе войны. Таким образом, мы совершенно не можем представить себе, какое влияние этот переворот в вооружении окажет на тактику и на моральный дух солдат.