— А сотню ты дать не можешь? — спросила она. — Я же сказала, что у меня неприятности.
Он бросил банкноты ей на колени.
— Неприятности? Шутишь! У кого неприятности, так это у меня. Будь умной девочкой… исчезни. Мне плохо.
Она сунула деньги в потрепанную сумочку и поднялась на ноги.
— О’кей, дорогой, увидимся на будущей неделе.
«Вряд ли ты когда-нибудь меня увидишь!» — злорадно подумал он, но вслух сказал:
— Я позвоню тебе.
Он проводил ее до двери. Открыв дверь, она испытывающе на него посмотрела.
— Не передумал? — она сделала попытку дотронуться до его груди, но он отпрянул от нее, как от прокаженной. — Ну раз ты больной… как знаешь. До встречи. — Она вышла в коридор.
Остаток вечера Энсон провел, валяясь на постели и непрерывно думая о Мэг Барлоу.
И на следующий день, когда он по сути дела даже не приступил к работе, все его мысли были о ней. Так и не избавившись от этого, он уехал из Прю Тауна в Лэмбсвилл, где ему нужно было встретиться с несколькими клиентами. Освободился он только в половине шестого. Чтобы выехать на шоссе, ведущее в Брент, ему вновь пришлось проехать через Прю Таун и мимо проселка, ведущего к так интересовавшему его дому Барлоу.
Мчась по магистрали, он никак не мог решить, этично ли заехать к Мэг Барлоу так быстро. Из ее слов он знал, что сегодня вечером она будет одна. Муж заночует в Лэмбсвилле. А вдруг она действительно ищет сюжет для рассказа? Как бы не оказаться в дураках, явившись к ней безо всяких идей. Вдруг он не так все понял? Не хотела же она затащить его в постель? Возле проселка он затормозил и, съехав на обочину, остановил майгану. Некоторое время он сидел, размышляя.
«Лучше не надо, — все же подумал он. — Поспешность может все испортить. Придумать сюжет не так уж и трудно, но у меня будет веская причина заехать к ней. В следующий понедельник она будет одна, а к тому времени я обязательно что-нибудь придумаю. Пусть это будет какая-нибудь чушь, но нельзя же заявиться вообще без какой-либо идеи».
Неохотно он запустил двигатель и поехал в сторону Брента.
— Над чем это вы задумались, мистер Энсон? — полюбопытствовала Анна Гарвин.
Вздрогнув от неожиданности, Энсон нахмурился и посмотрел на сидящую за пишущей машинкой девушку. Она работала с Энсоном последние два года. Молоденькая, с неизменной улыбкой на лице и весьма способный работник, она носила очки в старомодной черепаховой оправе, чего Энсон терпеть не мог. Кроме того, у нее напрочь отсутствовал вкус в выборе одежды, так что у нее не было никаких шансов понравиться Энсону.
Она помешала ему разрабатывать идею о мошенничестве со страховкой.
— Я уже дважды пыталась привлечь ваше внимание, — продолжала она. — А вы сидите с таким видом, словно обдумываете убийство.
Энсон вспотел.
— Я занят, неужели не понятно, Анна. Не мешайте мне, прошу вас.
На добродушном личике Анны появилась гримаса обиды, ее пальчики вновь застучали по клавишам машинки.
Энсон поднялся, подошел к окну и бездумно уставился на поток автомобилей, проносящихся по Мейн-стрит.
Было субботнее утро. После ланча он договорился сыграть с приятелем в гольф, но в настоящий момент ему было не до гольфа. Его неотступно преследовал образ Мэг, не давая возможности сосредоточиться на работе. С дюжину писем лежали у него на столе, дожидаясь пока он уделит им внимание, но Энсон не мог даже взять их в руки.
«…сидите с таким видом, словно обдумываете убийство!» Именно этим он и занимался — планировал убийство ради денег, но, разумеется, лишь для рассказа, сюжет которого он разрабатывал для Мэг Барлоу. А если бы и впрямь он разрабатывал план убийства человека? Неужели он совершенно не может скрывать свои мысли, если даже простушка Анна легко их разгадала?
Энсон заставил себя вернуться за письменный стол.
— Начнем, — сказал он, и Анна тут же послушно раскрыла блокнот. Энсон начал диктовать.
Энсон занимал однокомнатную квартиру на пятом этаже блочного дома по Албани Армэ в двух шагах от железнодорожной станции. Он жил здесь с того момента, когда получил должность страхового агента в «Национальной страховой компании» и приехал в Брент. У каждого квартиросъемщика имелся подземный гараж, из которого легко можно было выехать на дорогу.
Бездарно проведя партию в гольф, Энсон без аппетита поел, хотя за обедом выпил немало. Сейчас, несколько успокоившись после физических нагрузок и слегка навеселе, он проехал по плохо освещенной подъездной аллее и ловко поставил машину в отведенный ему бокс. Механически он обратил внимание, что соседние боксы пусты. Оно и понятно — уик-энд. В такие дни в Бренте царила суматоха — люди торопились как можно скорее уехать из города. Что же касается Энсона, то он с удовольствием упивался тишиной, воцарявшейся в многоквартирном доме: над головой не ссорились соседи, не шумела вода в туалетах, не кричали дети. Выключив двигатель, Энсон вышел из машины. Едва только он захлопнул дверцу, как понял, что он здесь не один. Он резко повернулся.
Из тени вышел высокий, крепко сложенный человек и, остановившись у входа в бокс, спокойно смотрел на Энсона. Энсон вздрогнул от неожиданности. В душе его крепло нехорошее предчувствие. Он неотрывно смотрел в полутьму, где скрывался человек.
— Хэлло, приятель, — сиплым голосом сказал мужчина. — Долго же мне пришлось ждать твоего появления.
Энсон оцепенел. Он узнал этого массивного мужчину.
Моряк Хоган! Последние несколько дней мысли Энсона были настолько поглощены Мэг Барлоу, что он напрочь забыл об угрозе Джо Дункана. Он вспомнил, что сказал Дункан: последний срок — суббота! И если Энсон не вернет долг, то будет иметь дело с Моряком Хоганом.
Энсону пришла на ум одна из историй о Моряке Хогане. История о том, как он нанес визит одному из несостоятельных должников Джо. Моряк так отделал этого человека, что тот остался инвалидом на всю жизнь. Правда Энсон не видел этого беднягу после того, как над ним поработал Моряк, но знал, что люди не преувеличивают, рассказывая об этом случае. Поговаривали, что Моряк нанес парню убийственный удар по затылку, и сейчас тот передвигается в инвалидной коляске и ведет себя, как идиот. Когда полиция попыталась обвинить в избиении Моряка Хогана, он с помощью пяти букмекеров доказал, что в это время играл с ними в покер в Люмбсвилле, так что никак не мог избить пострадавшего.
И вот сейчас Моряк Хоган неторопливо приближался к Энсону. Энсон попятился и остановился только тогда, когда уперся спиной в бетонную стену. Хоган остановился в четырех футах от него, руки в карманах, шляпа залихватски сдвинута на левый глаз, с нижней толстой губы свисает сигарета.
— За тобой должок, приятель, — хрипло сказал он. — Гони монету.
Энсон судорожно сглотнул слюну.
— Передай Джо, что я верну долг в понедельник, — сказал он, пытаясь унять дрожь в голосе.
— Джо распорядился получить немедленно, или же… — Моряк демонстративно вытащил из карманов свои кулачищи. — И не тяни, приятель, у меня еще много дел.
Энсон чувствовал спиной холод бетонной стены. Отступать было некуда. Перед глазами стоял мужчина в инвалидной коляске.
— У меня будут деньги в понедельник, — повторил он. — Скажи Джо… он поймет… Мне должны вернуть… — он умолк на полуслове, так как увидел, что Моряк бочком начал надвигаться на него. Никогда еще не было Энсону так страшно. В истерике он начал визжать: — Не надо! Не надо! Не трогай меня!
Моряк выплюнул сигарету и оскалил зубы в издевательской усмешке.
— А ведь тебе грозят крупные неприятности, приятель! В свободное от основной работы время, я помогаю Сэму Бернштейну. А ведь ты должен ему восемь грандов. Сэм даже не верит, что ты вернешь долг. Правда, время у тебя еще есть, но зачем Сэму лишние волнения. Да и Джо тоже. Так что обязательно уплати Джо должок в понедельник, или я тебя так отделаю, мать родная не узнает. — Он вновь злобно улыбнулся, продемонстрировав Энсону белые зубы. — А если не найдешь баксы, чтобы расплатиться с Сэмом, вообще пожалеешь, что родился на свет. Понял, придурок?