Отель генерала Герреро состоял из четырех корпусов с этажом над антресолями и был опоясан террасами.
Два двора разделяли эти два здания. Широкая каменная лестница вела на первый этаж.
Наверху этой лестницы прекрасная крытая галерея, украшенная вазами с цветами и тропическими растениями, вела в обширную переднюю, которая выходила в большую приемную залу, потом шло множество комнат, великолепно убранных и меблированных по-европейски, с роскошью и изящным вкусом.
Генерал жил в верхнем этаже своего отеля. Хотя почти все улицы ныне вымощены и, кроме нижних кварталов, каналы исчезли, однако в нескольких домах под землей встречается вода, что создает такую сырость, что на нижнем этаже жить нельзя, и он почти во всех домах отдается под лавки и магазины.
Корпус здания, выходившего на улицу Такуба, был занят роскошными лавками, вид которых украшал фасад отеля.
Живопись и резные украшения на стенах, по испанскому обычаю, придавали отелю отпечаток странности, который был не без прелести и дополнялся множеством кустов всякого рода, которыми была украшена терраса отеля, делая из него сад, вроде садов вавилонских, висящий почти на двадцать метров от земли.
Эти висячие сады, из середины которых высятся купола церквей, придают городу истинно волшебный вид, когда вечером при чудном закате солнца смотришь на него с вершины соборных башен.
Прошло семь или восемь дней после происшествий, рассказанных нами в предыдущей главе, генерал Герреро, вследствие продолжительного разговора с полковником доном Хайме Лупе, доном Сирвеном и двумя-тремя другими из самых верных его сообщников, разговора, в котором были сделаны последние распоряжения, выслушал донесения своих шпионов, уверивших его, что человек, за которым им поручено было наблюдать, еще не приехал в Мехико. Потом, так как приближался час спектакля, дон Себастьян Герреро, освободившись на время от всякого беспокойства, приготовился присутствовать при одном особенном представлении, которое в тот вечер давалось в театре Санта-Анна; в ту минуту, когда он отдавал приказание подавать карету, дверь гостиной, в которой он находился, отворилась и на пороге явился слуга, почтительно поклонившись.
— Чего ты хочешь? — спросил генерал.
— Какой-то кабальеро желает поговорить несколько минут с вашим превосходительством.
— Теперь невозможно, — отвечал генерал, взглянув на часы. — Ты знаешь этого человека, Изидро?
— Нет, ваше превосходительство, этого кабальеро я еще не имел чести видеть в вашем отеле.
— Гм! — сказал дон Себастьян, качая головой с задумчивым видом. — Это человек порядочный?
— В этом я могу уверить ваше превосходительство. Он мне сказал, что должен сообщить вашему превосходительству нечто очень важное.
В том положении, в каком находился дон Себастьян Герреро, глава готовившегося политического переворота, он не мог пренебрегать никаким известием, и, после некоторого размышления, он сказал:
— Ты должен был отвечать этому человеку, что я не могу принять его так поздно — пусть придет завтра.
— Я ему говорил.
— А он настаивал?
— Несколько раз.
— Знаешь ли ты его имя по крайней мере?
— Когда я его спросил, он ответил, что вы его не знаете, но если вы пожелаете узнать, как его зовут, он сам скажет вашему превосходительству.
— Какой странный человек! — подумал генерал. — Хорошо, — прибавил он вслух. — Проводи этого человека в зеркальную гостиную, я сейчас туда иду.
Слуга почтительно поклонился.
«Кто может быть этот человек и какие важные вещи имеет он сообщить мне? — прошептал генерал, оставшись один. — Гм! Вероятно, какой-нибудь бедняга из наших, которому нужны деньги. Пусть остерегается я не позволю безнаказанно обирать себя и сумею растолковать ему это, если его известие будет не важно».
Бросив на стул шляпу с перьями, которую он держал в руке, дон Себастьян отправился в зеркальную гостиную.
Глава XVIII
ВИЗИТ
Зеркальная гостиная была огромная комната, отделенная от большой галереи двумя передними, и меблированная с необыкновенной роскошью. В этой гостиной генерал давал пышные пиры, изысканность которых еще доныне, после стольких лет, осталась знаменитой в памяти высшего мексиканского общества.
Комната эта, освещенная только двумя лампами, была в эту минуту погружена в полумрак другие комнаты отеля начали уже освещать и они блистали огнями.