— Только две мили, в Сан-Анджело, но в превосходно расположен на случай нападения. Вы знаете, что Сан-Анджело выстроен на склоне потухшего вулкана, окружен лавой и зубчатыми окалинами, которые делают очень трудным доступ к нему.
— Признаюсь, я этого не знал.
— В такой стране, как эта, надо принимать меры предосторожности и постоянно остерегаться. Поезжай же, любезный Эдуард, твое оружие в порядке, тебя провожают два решительных пеона, притом настал день, и ты совершишь просто прогулку. До свидания!
Братья пожали друг другу руки, и молодой человек, поклонившись дону Марсьялю, вышел из дома в сопровождении двух слуг, так же хорошо вооруженных, как он, и на прекрасных лошадях.
Во время этого разговора пеоны заложили карету.
— Прошу вас, — сказал Ралье.
— Как? — спросил дон Марсьяль. — В карету?
— Неужели вы думали, что я решусь поехать в монастырь верхом? Нас сейчас узнали бы.
— Но эта карета выдаст вас.
— Согласен; но не будут знать, кто в ней сидит, когда шторы будут опущены, а я это сделаю, прежде чем уеду из дома.
Тигреро сел возле француза, тот опустил шторы, и карета рванулась по направлению диаметрально противоположному тому, по которому должна была бы ехать в монастырь.
— Куда же мы едем? — спросил Тигреро через минуту.
— В монастырь бернардинок.
— Мне кажется, мы едем не по той дороге.
— Может быть, но эта дорога безопаснее.
— Смиренно признаюсь, что я ничего не понимаю.
Ралье расхохотался.
— Друг мой, — отвечал он, — вы поймете, когда придет время. Будьте спокойны! Знайте только, что, действуя таким образом, я буквально исполняю инструкции Валентина, моего и вашего друга. Не даром прозвали его уже давно Искателем Следов. Притом, вы знаете поговорку лугов, всегда казавшуюся мне чрезвычайно справедливой: «Самая краткая дорога от одного пункта до другого идет изгибом». Мы едем изгибом — вот и все. Притом во всем, что будет происходить, вы должны остаться зрителем, а не действующим лицом, и повиноваться мне во всем, что я прикажу. Эта роль вам не нравится?
Француз говорил все это тем веселым тоном и с тем очаровательным добродушием, которые составляли основу его характера и завоевывали ему любовь всех, с кем сводил его случай.
— Я буду охотно повиноваться, вам, сеньор дон Антонио, — отвечал Тигреро. — Доверие нашего общего друга к вам служит мне ручательством ваших намерений. Располагайте же мной, как хотите, не опасаясь ни малейшего возражения с моей стороны.
— Прекрасно сказано! — заметил, смеясь, банкир. — Прежде всего, любезный сеньор, вы сделаете мне удовольствие — перемените костюм.
— Переменить костюм! — вскричал Тигреро. — Но вам надо было сказать мне заранее!
— Ни к чему, любезный сеньор: у меня здесь есть все, что вам нужно.
— Здесь?
— Посмотрите-ка, — сказал банкир, вынимая из одного кармана кареты платье францисканца, а из другого сандалии и веревку, — вы уже надевали этот костюм.
— Точно.
— Наденьте же его опять, вот зачем: в монастыре бернардинок вас считают францисканцем; те, которым не известна наша тайна, должны думать будто я приехал с францисканцем.
— Я повинуюсь вам. Но ваш кучер не будет удивлен, когда из кареты, в которую сел кабальеро, выйдет францисканец?
— Мой кучер? Вы верно на него не посмотрели?
— Нет! Все индейцы похожи один на другого и все отвратительны.
— Это правда! Однако, посмотрите на него.
Дон Марсьяль наклонился вперед и немного раздвинул штору.
— Курумилла! — закричал он с удивлением. — Как он удачно переодет!
— Думаете ли вы, что он удивится?
— Я ошибся.
— Вы не дали себе труда подумать.
— Я переоденусь; однако, если вы позволите, я спрячу оружие под одежду.
— Если позволю! В случае надобности, пожалуй, прикажу. Но какое у вас оружие?
— Кинжал, нож и пара пистолетов.
— Прекрасно! Если понадобится, я могу вам найти винтовку.
Разговаривая таким образом, Тигреро переменил костюм, то есть просто надел рясу поверх платья, обвязался веревкой вместо пояса, заменил обувь сандалиями.
— Вот вы теперь францисканец вполне, — сказал француз, смеясь.
— Нет, мне еще недостает одной необходимой вещи.
— Чего же?
— Шляпы!
— Это правда.
— Я не знаю даже, как мы достанем эту часть моего костюма.
— Неверующий человек! — сказал француз с улыбкой. — Смотрите!
Он поднял подушку с передней скамейки и вынул из ящика шляпу францисканца, которую подал Тигреро.