— Ну, и только-то! — воскликнул Железная Рука. — Кто же это писал? Кому?
— Это мы и после узнаем, но дело в том, что, по-видимому, в этом письме речь идет о графине и о ее пребывании во Флориде. Напрасно мы ее оставили.
— Совсем не напрасно. Если бы тебе не вздумалось ехать назад в прерию, мы ничего бы не узнали.
— Да, ты прав. Надо скорее ехать к дону Карденасу и объявить ему о грозящей его асиенде опасности… Что же это такое еще? — перебил он себя, оглядываясь подозрительно.
Свист кобра капезя [13] послышался невдалеке.
Охотники схватились за оружие. Минуту спустя послышался крик водяного ястреба.
— Это свои, — сказал Темное Сердце.
В эту минуту показался на поляне Тахера, а неподалеку от него виднелись фигуры его двух спутников.
Тахера передал Темному Сердцу записку от графини, и, пять минут спустя, трое индейцев и оба охотника мчались во всю прыть по направлению к «Флориде».
Глава XI
Сиерра де-Пахарос начинается на границе Мексики, в окрестностях Сан-Лазаро в провинции Сонора. Она пересекает из конца в конец прежний штат Аризона, который в настоящее время принадлежит Соединенным Штатам, и спускается последними отрогами на берег Уиф-Хила.
Сиерра де-Пахарос почти не известна, ее редко даже отмечают на картах, а между тем она необыкновенно живописна и изобилует пещерами и гротами, до такой степени хорошо скрытыми, что об их существовании трудно догадаться.
Между Сан-Ксаверием и Тубаком находится великолепный водопад, который спадает широкой скатертью с вышины сорока пяти метров на серую скалу и потом с шумом устремляется в узкое ущелье. Сплошная масса воды, которая образует этот водопад, скрывает за собой вход в огромную пещеру, которая расходится в разных направлениях и имеет несколько выходов.
Был вечер. При закате солнца страшный ураган, известный в этих местностях под названием кордонасо [14], разразился над Сиеррой и потрясал вековые деревья, вырывая их с корнем. Оглушительные раскаты грома, неистовый вой и свист бури, молния, не перестававшая ослепительно сверкать и воспламенившая уже несколько деревьев — все это могло навести страх на самого храброго человека.
В пещере все было тихо и спокойно. В углу, отгороженном плетнем, человек десять спали на сухих листьях. Судя по их отталкивающей наружности, это должны были быть разбойники. В другом отделении, тоже отгороженном плетнем, стояли их лошади, разнузданные и расседланные. По стенам висело всякого рода оружие в большом количестве. Посреди грота был разведен костер, и человек пять спали около него, а немного подальше стоял стол, заставленный разными яствами, за которым два человека ели и пили, разговаривая вполголоса, но с большим воодушевлением.
Они сидели на великолепных дубовых резных креслах, обитых кордуанской вызолоченной кожей. Много подобных кресел и другой ценной мебели было расставлено в разных местах пещеры.
Разговаривавшие — были Майор и Фелиц Оианди. Последний был неузнаваем.
Этот Фелиц Оианди, которого мы знавали таким красавцем, ловким и сильным, мог теперь только внушать омерзение и отчасти даже жалость. Его правый глаз, исцарапанный, лишенный совершенно ресниц, слезился постоянно. Лицо было изборождено глубокими шрамами, как бы от когтей тигра, левая рука была отрезана выше локтя, и он слегка прихрамывал на левую ногу. Однако хитрость его осталась неизменной.
— Ты не можешь ехать нынешней ночью, — говорил ему Майор на языке басков, — буря усиливается и все дороги затоплены. Особенно таким, каким ты теперь стал, ты и не выберешься из Сиерры.
— Ну это не остановило бы меня, если бы я в самом деле захотел выехать, — ответил Фелиц. — Но я сам предпочитаю переночевать здесь.
— Если ты надеешься на меня, то ошибаешься; несмотря на все, что ты мне писал, я теперь тебе не могу помочь. Меня с некоторых пор преследует несчастье. Вот теперь я в третий раз должен набирать себе новую шайку, по милости этого проклятого охотника. Ты видишь сам, у меня всего осталось пятнадцать человек; что я с ними могу предпринять?
— Да, немного, конечно; но можно навербовать новых. В саванне нет недостатка в людях. Если хочешь, я тебе в течение одной недели навербую пятьдесят человек.
— Нет, оставим это, пожалуйста! Ты слепо поддаешься своей ненависти, ты затеваешь невозможное. В твоих же интересах я должен отказать тебе в помощи.
— Ты очень счастлив, что можешь так хладнокровно и благоразумно рассуждать. Признаюсь, я не одарен подобным самообладанием. Когда в пустыне случай или, лучше сказать, счастливая звезда привела меня к тому месту, где, лежавшая под листьями и ветками, донна Люс стала приходить в себя после летаргического сна, я ей помог встать и дал ей из моей фляжки выпить воды. Вдруг перед нами, как бы вырос из земли ягуар, он прилег, чтобы броситься на ту единственную женщину, которую ты когда-либо любил. Я не стал рассуждать, как ты сейчас, что я лишен руки и не в силах бороться с этим королем пустыни. Я бросился между этой бедной женщиной и хищным зверем, смело, без оглядки, без рассуждения, а между тем мой поступок был безумен. Что мог я сделать? Дать себя разорвать! Несмотря на то, что я калека, мне удалось убить ягуара первым выстрелом, и твоя жена, исчезновение которой тебя почти с ума свело от горя, была спасена мною, презренным калекой!