Выбрать главу

Да хранят Вас светлые небеса!

Ваш А. Чехов.

Пришлите мне письма Елизаветы Воробей*. Мне кажется, что из них я сделаю рассказик строк на 400. Я так и назову рассказ: «Елизавет Воробей*». Напишу, как голова ее мужа, постоянно трактующего о смерти, мало-помалу, особенно по ночам, стала походить на голый череп, и кончилось тем, что, лежа с ним однажды рядом, она почувствовала холодное прикосновение скелета и сошла с ума; помешалась она на том, что у нее родится не ребенок, а скелетик, и что от мужа пахнет серой.

(обратно)

Шавровой-Юст Е. М., 20 февраля 1895*

1532. Е. М. ШАВРОВОЙ-ЮСТ

20 февраля 1895 г. Мелихово.

20 ф. Ст. Лопасня.

Присылайте Ваш рассказ*, но не заказным письмом, а простым. Заказное уйдет в Серпухов и будет лежать там, пока сотский не соблаговолит принести с почты объявление, потом уйдет и через 2–3 недели возвратится с письмом. Очень рад служить Вам и очень рад прочесть рассказ, ибо уверен, что он очень хорош.

Крепко жму Вам руку и пребываю

cher maîtr’ом.

А. Чехов.

P. S. Сообщу по секрету: с 30 янв<аря> по 16 февр<аля> я прожил в Петербурге*.

На конверте:

Петербург.

Ее высокоблагородию Елене Михайловне Юст.

Фурштадтская 8, кв. 5.

(обратно)

Суворину А. С., 25 февраля 1895*

1533. А. С. СУВОРИНУ

25 февраля 1895 г. Мелихово.

25 февр.

Вы превосходно отчитали Циона*. Да и г. Витте, министру, следовало бы сделать внушение, хотя бы словесно, за то, что он раньше так свысока третировал печать вообще и русскую в особенности — печать, которая теперь так дружно вступилась за него*. Во всяком случае он должен быть признателен. Только что я написал последнее слово, как вбегает мать со словами: «заяц перед моим окном!» Пошел посмотреть, в самом деле на сажень от окна сидит большой заяц и размышляет о чем-то; посидел и спокойно поскакал по саду.

У меня стали часто повторяться головные боли с мерцанием в глазах. Болезнь эта называется так: мерцающая ското́ма. Не скотина, а скотома. И теперь вот, то лежу, то брожу и не знаю, что делать со своей особой. Лечиться же нечем. По-прежнему всюду преследует меня звон и по-прежнему мне никто никогда не дарит ни подушек, ни брелок, ни галстуков. Вероятно, и не женат я до сих пор только по той причине, что жены имеют привычку дарить мужьям туфли. Но жениться я не прочь*, хотя бы на рябой вдове. Становится скучно.

Как-то странно, что мы уже никогда не увидим Лескова*. Когда я виделся с ним в последний раз*, он был весел и всё смеялся: «А Буренин говорит, что я бифштексы лопаю»*; и свое здоровье он характеризовал так: «Это не жизнь, а только житие». И напрасно он в завещании своем написал, что доктора не знали, что делается с его сердцем*. Доктора отлично знали, но скрывали от него*. А как себя чувствует бедный Атава?* Должно быть, смерть Лескова подействовала на него угнетающим образом. Если увидите Елизавет Воробей, то скажите ей, что мне хотелось повидаться с ней, но помешали обстоятельства. Надо бы изобразить ее в какой-нибудь повести или в рассказе*, проект которого я изложил Вам в одном из последних писем. Посоветуйте ее мужу* поступить в трагические актеры.

Нехорошо голова болит.

Желаю Вам всяких благ, денег и хороших закусок. У нас тепло, но снегу еще очень много.

Ваш А. Чехов.

С таким философом, как Нитче, я хотел бы встретиться где-нибудь в вагоне или на пароходе и проговорить с ним целую ночь. Философию его, впрочем, я считаю недолговечной*. Она не столь убедительна, сколь бравурна.

(обратно)

Шавровой-Юст Е. М., 28 февраля 1895*

1534. Е. М. ШАВРОВОЙ-ЮСТ

28 февраля 1895 г. Мелихово.

28 февр. Ст. Лопасня.

Вы правы: сюжет рискованный*. Не могу сказать Вам ничего определенного, посоветую лишь запереть рассказ в сундук и продержать его там целый год, а потом прочесть. Тогда Вам видней будет, я же боюсь решать, боюсь, чтобы не ошибиться.

Рассказ написан несколько жидковато: тенденция так и прет, подробности расползаются, как пролитое масло, лица же едва намечены. Есть лишние лица; например, брат героини, мать героини. Есть лишние эпизоды; например, события и разговоры перед свадьбой, да и всё, что свадьбы касается. Но если это недостатки, то не важные. Важнее, по-моему, то, что Вам не удалось справиться с формальной стороной. Чтобы решать вопросы, наприм<ер>, о вырождении, психозах и т. п., надо быть знакомым с ними научно. Значение болезни (назовем ее из скромности латинской буквой S) Вами преувеличено. Во-первых, S излечим, во-вторых, если врачи находят у больного какое-нибудь тяжелое заболевание, наприм<ер> спинную сухотку (tabes) или цирроз печени, и если это заболевание произошло от S, то они ставят сравнительно благоприятное предсказание, так как S поддается терапии. В вырождениях, в общей нервности, дряблости и т. п. виноват не один S, а совокупность многих факторов: водка, табак, обжорство интеллигентного класса, отвратительное воспитание, недостаток физического труда, условия городской жизни и проч. и проч. И кроме S существуют еще другие болезни, не менее серьезные. Наприм<ер>, бугорчатка. Также мне кажется, не дело художника бичевать людей за то, что они больны. Разве я виноват, что у меня мигрень? Разве Сидор виноват, что у него S, что к этой болезни он имеет большее предрасположение, чем Тарас? Разве Акулька виновата, что кости у нее страдают бугорчаткой? Никто не виноват, а если и есть виноватые, то касается это санитарной полиции, а не художников.