— Войди, Кастор, — сказал он, сторонясь, — Курумилла великий вождь… язык его не лжив. Вот Искатель следов… не ищи более. Вот, Валентин… смотри!
В эту минуту показалось несколько человек.
Это были те самые люди, которые несколько часов назад устроили западню авантюристам и чуть не похитили у них Долорес.
Избегнув преследования авантюристов, благодаря своей ловкости и знанию пустыни они возвратились к товарищам, оставленным сторожить лошадей, и расположились на ночлег в пещере, нечаянно ими открытой на дне оврага, в коротком расстоянии от местопребывания наших друзей.
Когда в начале ночи Курумилла отправился наблюдать за неприятелем, он увидел между деревьями огненную точку, похожую на звездочку в темную ночь. Это был костер, разложенный охотниками.
Вождь был слишком любознателен, чтобы не осведомиться собственными глазами, какого рода этот свет, и, приблизившись легкою поступью к пещере, узнал Кастора и охотников, его сопровождавших.
В продолжение своей кочующей жизни Курумилла подружился с лесными бегунами, честными и храбрыми людьми; кроме того он знал, что Кастор дал слово Валентину присоединиться к нему, лишь только соберет нескольких товарищей, на которых мог бы положиться.
Эта встреча, особенно в настоящую минуту, сильно обрадовала вождя; однако он не нашел нужным показаться Кастору и удалился, не дав о себе знать, положив впоследствии предупредить своего друга и предоставить ему свободу действовать по желанию.
Конечно, Курумилла продолжал бы молчать, но, услыхав, что Валентин решился один напасть на краснокожих, нашел, что время пришло поделиться с ним открытием.
Он и сделал это, соблюдя по индейскому обычаю все дипломатические церемонии.
Оставив Валентина, он отправился в пещеру и вошел к изумленным охотникам, которые его с удовольствием приняли.
Он им в двух словах объяснил, чего от них ожидали. Лесные бегуны сейчас встали, взяли на два дня корму лошадям и, заложив ветками вход в пещеру, последовали за Курумиллой.
Свидание лесных бегунов с Валентином и Бальюмером было трогательное; они знали друг друга и уважали.
Охотники были числом в пятнадцать человек; старые лесные бегуны, привыкшие ко всем случайностям жизни в пустыне, следственно, союз с ними был очень важен.
Кастор представил Валентину дона Пабло как своего друга, но более не распространялся на его счет, обещая после познакомить его более с ним.
Искатель следов пожал руку молодому мексиканцу.
— Товарищи, — сказал Валентин, — не теряя время мы должны сговориться, потому что кроу не замедлят напасть на наших новых друзей.
— Переговоры будут коротки, — прервал Кастор, — мы только ваши союзники; у вас своя цель, поэтому вместо переговоров дайте приказание, и мы его исполним в точности.
— Тем более, — возразил Бальюмер, бесцеремонно прерывая Кастора, — что дело идет о нечаянном нападении, которое нечего обдумывать…
— Позвольте мне сделать одно замечание, — сказал гамбусино.
— Говорите, сеньор Хосе, говорите.
— Мы не имеем другой цели, кроме как предотвратить опасность от наших собратьев и не попасться в руки краснокожих, не правда ли, сеньоры?
— Совершенно справедливо, — отозвался Валентин.
— Но, — продолжал гамбусино, — мы их совсем не знаем и никогда не имели с ними никакого дела. Мы только предполагаем, что они эмигранты или купцы; что же касается до того — честные ли они люди или нет, то это нам неизвестно.
— Что же вы хотите этим сказать? — спросил Валентин.
— Я хочу сказать, — отвечал с улыбкой Навая, — что, не зная людей, которым мы хотим подать помощь, не мешало бы осторожность присоединить к человеколюбию.
— Да, — вмешался, смеясь, Бальюмер, — мой прадед, уроженец Нормандии, всегда говорил, что пословица «осторожность — мать безопасности» как нельзя более подходит к пустыне.
— Это правда, — возразил гамбусино. — Придерживаясь этой мудрой пословицы, повторяю еще раз, что желаю спасти совершенно неизвестных нам людей; не следует нам заходить слишком далеко, предварительно не узнав, кто они такие на самом деле. Пожалуй, спасем их, но, сделав это, не заходя к ним в лагерь, удалимся. Кто знает, быть может, впоследствии нам придется раскаяться в том, что выказали столько человеколюбия по отношению к этим людям: они, может быть, окажутся недостойными этого.
Настало непродолжительное молчание. Все взоры были устремлены на Валентина, который, казалось, размышлял о только что сказанном.