— И более не слышали о нем?
— Нет, сеньор, через два месяца после этого происшествия однажды за обедом дон Грегорио Перальта вдруг сказал: я имею сведения про дона Корнелио. Какие же, спросил отец? Не знаю, какими путями, продолжал дон Грегорио, но слышал — он получил место приказчика в одном из самых главных торговых домов в Нью-Йорке и потому, вероятно, не возвратится более в Чили, где преследовала его постоянно неудача. Но уверены ли вы, дон Грегорио, в том, что говорите, полюбопытствовал отец. Черт возьми, вполне! — воскликнул дон Грегорио: я был в Талькахуено в то время, когда он отъезжал на американском корабле. Признаюсь вам, прибавил дон Перальта, не без удовольствия я смотрел на его отъезд; этот молодец, могу сказать теперь, не знаю почему, внушал мне тайное опасение. Заметив меня в толпе, он так посмотрел на меня, что у меня по телу пробежали мурашки; но теперь все кончено — мы избавились от него навсегда.
— Дай Бог! — пробормотал задумчиво отец, а дон Грегорио поспешил переменить разговор. Вот и все.
— Итак, вы предполагаете, сеньорита?..
— Я ничего не предполагаю, — ответила она грустно, — вы меня спрашиваете, я вам отвечаю.
— Извините, сеньорита, я плохо выразился: я хотел спросить, не думаете ли вы, что под именем капитана Кильда скрывается дон Корнелио Бустаментэ?
— Голос этого человека так врезался в памяти у меня, что как будто слышу его и теперь; вот почему мне кажется что-то уже знакомое в голосе капитана Кильда, когда он со мною говорит или когда сильно чем-нибудь рассержен.
— Премного благодарен вам, сеньорита, и то сообщение и данные вами мне сведения драгоценны; будьте уверены, что, как ни искусно маскируется капитан Кильд, я все-таки сумею его заставить обнаружить себя.
— Теперь, в свою очередь, мне хотелось бы, сеньор Блю-Девиль, предложить вам вопрос.
— Какой вам угодно, сеньорита; я к вашим услугам.
— Вы, вероятно, знаете, что у меня есть брат.
— Да, я это знаю, сеньорита.
— О! — вскричала она, протягивая с мольбой руки, — скажите мне, где он, страдает ли, счастлив ли.
— Увы, сеньорита, при всем желании я не могу ничего сказать: я не знаю, где брат ваш.
— Боже! Боже! — простонала она, — бедный брат! Бедный Луис!
— Не предавайтесь, сеньорита, так сильно вашему горю; мужайтесь: ваш брат, может быть, в эту минуту уже свободен.
— Вы это думаете? — подхватила она с радостью.
— Сеньорита, я должен признаться, что положительно ничего не знаю.
Наступила короткая пауза: молодая девушка плакала, Блю-Девиль размышлял.
— Слушайте меня, донна Розарио де Пребуа-Крансе, — прервал он молчание.
Молодая девушка, услышав внезапно свое имя, вздрогнула и боязливо приподняла голову. Блю-Девиль печально улыбнулся.
— Сеньорита, — продолжал он, — я вам должен объяснить, больше того, доказать, что не лгу, уверяя вас в моей безграничной преданности к вам и в том также, что имею поручение от близких сердцу вашему. Вы в этом сейчас убедитесь.
— Говорите, сеньор, я вас слушаю, — отвечала она почти рассеянно.
Блю-Девиль заметил этот оттенок; он угадал, что происходило в уме молодой девушки: подозрение начало ею овладевать, и потому спешил продолжать.
— С того времени, когда дон Мигуэль де Кастель-Леон вас и вашего брата отбил у слуги, который жертвовал своей жизнью, чтобы спасти вас из пламени во время пожара шакры дела-Палома, и до настоящей минуты преданные друзья, одушевленные примером самого старого и верного друга вашего отца, не переставали тайно за вами следить.
— А имя этого друга вы можете назвать, сеньор? — спросила она с оживлением.