— Ну и мерзавец! Вы перебили мне хребет! — Однако она уже не повышала голоса.
Проковыляв к креслу, она упала в него, издавая жалобное сопение.
Я закурил сигарету и молча ждал. Вскоре Фреда вновь начала соображать:
— Вы меня не дурачите, у вас правда кто-то отнял пленку?
— А вы думали, что я сам себя умудрился огреть сзади по голове?
Секунду она обдумывала мои слова, потом кивнула:
— Ладно, так или иначе этот ублюдок получил только мелкую рыбешку. Та, крупная, ему не досталась.
— Что вы хотите этим сказать?
— Есть две пленки. Та, которую у вас украли, немного стоит. А вот за другую можно сорвать целый миллион. — Она задумчиво посмотрела на меня. — Что, если нам взяться за это вместе, красавчик? Вы получили бы четверть. Я же все остальное. Что скажете?
В этот момент в дверь позвонили.
Я схватил Фреду за руку, поднял и потащил в спальню.
— Оставайтесь здесь и посмейте только пикнуть! — Я закрыл ее там и подошел к входной двери.
Тем временем позвонили еще раз.
В Истлейке имеется собственная полиция. Кто-то позвонил в участок, и через несколько минут патруль был на месте.
На пороге стоял дюжий, рослый полицейский, а возле машины переминался с ноги на ногу другой.
— Что здесь творится? — Он стоял, держа руку на кобуре револьвера.
Я узнал его:
— Здравствуйте, Флинн. Это как понимать, что творится?
Он холодно всматривался в меня:
— Мы получили сообщение, что здесь только что кричала женщина.
— Заходите, — пригласил я его. — Я должен извиниться. Всему причиной мой приемник. Он, должно быть, взбесился. Я слушал радиопостановку — пьесу ужасов.
Он вошел в комнату.
— Я сидел в спальне, приемник был включен, и звук нормально отрегулирован. Вдруг он начал так орать, что едва не лопнули барабанные перепонки. — Я попытался улыбнуться. — Сожалею, что причинил вам неудобство.
Он посмотрел на меня с недоверием:
— Нам сообщили, что здесь попала в беду какая-то женщина.
— Здесь не было никакой женщины.
— Значит, говорите, приемник.
— Да, завтра я отдам его в ремонт.
Он перевел на приемник взгляд, который ясно говорил, что ему хочется проверить его. Но он также хорошо знал, что я главный редактор «Голоса народа».
— Ладно, — сказал он, — но вы беспокоите соседей, мистер Менсон.
— Да, но ведь я сам испугался.
— Говорите, передавали пьесу ужасов?
Он мог легко проверить, но у меня не оставалось выбора:
— Да.
Он кивнул:
— Поздновато слушаете радио, мистер Менсон.
— Разве это запрещено законом?
Мы в упор смотрели друг на друга. Наконец ему пришлось признать, что в этом виде спорта я буду посильнее.
— Времени уже много, — сказал он.
— Я плохо сплю, — объяснил я.
Он кивнул и повернулся к дверям.
— Вы действовали с похвальной быстротой, сержант.
Он холодно кивнул и отчужденно взглянул на меня:
— Это входит в мои обязанности.
Я смотрел, как он идет к машине, как что-то говорит своему партнеру. Потом оба сели в машину.
Фреда вышла из спальни.
— Классно сработано, красавчик, я начинаю вас уважать.
— Бросьте, как будто вы способны кого-то уважать. Ведь вы даже не знаете значения этого слова. Ну-ка, живо обратно в спальню!
— Значит, сообразили наконец. Вам уже ясно, что мое место давно в постели.
Она вошла в спальню. Я погасил свет и отодвинул край плотной шторы. Полицейская машина стояла на прежнем месте. Через несколько минут она отъехала. Голова у меня еще болела, но не так сильно, и мои мысли больше не путались. Две пленки! Пленка, отнятая у меня, уличала в кражах всех этих глупых, ничтожных женщин, включая и Линду… Но другая пленка, которая должна была принести Горди большие деньги… очевидно, на ней была заснята Мейбл Криден. Она могла послужить достаточной причиной для убийства, и из-за нее вполне могли пристрелить Горди. Я стоял в темноте у окна и думал. Я понял, что вторая пленка стоимостью в миллион, пожалуй, приобретает теперь большее значение, чем первая, так как она способна уличить убийцу.
Я вошел в спальню. Странно было видеть чужую женщину в постели, которую я больше года делил с Линдой. Она лежала, прикрытая лишь простыней. Комнату скупо освещала лампа на ночном столике.
— Ну, дружок, забудем сегодняшние дела, — сказала она. — Иди ко мне.
Часы на ночном столике показывали 1.35. Голова болела не переставая, и я чувствовал усталость, но не чрезмерную.