— Тоже скряга? Да, приходилось.
— Вот это был молодец, да и сестрица от него не отставала, — продолжал мистер Боффин. — Они тоже не говорили, что богаты. А если бы назвались богачами, то, может, и богатства не было бы.
— Они жили и умерли в самой жалкой нищете. Разве не так, сэр?
— Нет, это мне неизвестно, — отрезал мистер Боффин.
— Тогда это не те скупцы, о которых я говорю. Эти жалкие твари…
— Не бранитесь, Роксмит, — сказал мистер Боффин.
— …эти примерные братец и сестрица жили и умерли в самой ужасающей грязи.
— Значит, им так нравилось, — сказал мистер Боффин. — И сколько бы они ни тратили денег, думаю, им жилось бы не лучше. Но все-таки я не собираюсь швырять свои деньги за окно. Тратьте поменьше. Дело в том, что вы здесь мало бываете, Роксмит. Тут каждая мелочь все время требует внимания. А то, пожалуй, кому-нибудь из нас придется умереть в работном доме.
— Насколько я помню, сэр, так думали и те люди, о которых вы говорили, — спокойно заметил секретарь.
— И очень похвально, доказывает независимость, — сказал мистер Боффин. — Однако теперь оставим их в стороне. Уведомили вы хозяев, что съезжаете?
— Уведомил, как вы наказывали, сэр.
— Тогда вот что я вам скажу: заплатите за три месяца вперед, заплатите вперед, это в конце концов выйдет дешевле, и сейчас же перебирайтесь ко мне, чтобы всегда быть под рукой, да сократите расходы. Квартирная плата пойдет за мой счет, а мы постараемся на чем-нибудь сэкономить. У вас, кажется, есть хорошая мебель, это верно?
— Да, мебель в комнатах моя собственная.
— Тогда мне не придется покупать для вас новую. А если вы такой уж независимый и захотите передать мне свою мебель вместо платы за квартиру, то пожалуйста, как хотите, если вам от этого станет легче. Я об этом не прошу, но не стану вам препятствовать, если вы это сочтете своим долгом. А насчет комнаты, — выбирайте любую пустую комнату на верхнем этаже.
— Мне годится всякая комната, — сказал секретарь.
— Можете выбрать любую, — ответил мистер Боффин, — это будет все равно что шиллингов восемь или десять прибавки к вашим доходам. Вычитать за нее я не стану: надеюсь, что вы мне за это отплатите с лихвой, сократив расходы. Теперь посветите мне, я зайду к вам в контору, и мы напишем письмецо-другое.
Пока шел этот разговор, Белла видела на ясном, добром лице миссис Боффин следы такой сердечной муки, что не решилась взглянуть на нее, когда они остались вдвоем.
Сделав вид, будто очень занята вышиваньем, она сидела, усердно работая иглой, пока миссис Боффин не остановила ее, слегка дотронувшись рукой до ее руки. Белла не сопротивлялась ей, и добрая душа поднесла ее руку к своим губам, уронив на нее слезу.
— Ох, дорогой мой муж! — сказала миссис Боффин. — Тяжело это видеть и слышать. Только верьте мне, милая Белла, наперекор всем этим переменам он все-таки лучше всех на свете.
Мистер Боффин вернулся как раз в ту минуту, когда Белла, стараясь ее утешить, ласково сжимала ее руку в своих руках.
— А? Что это она вам рассказывает? — спросил он, подозрительно заглядывая в дверь.
— Она только хвалит вас, сэр, — сказала Белла.
— Хвалит меня? Это верно? А не бранит меня за то, что я защищаю свое добро от шайки грабителей, которые рады были бы выжать меня досуха? Не бранит меня за то, что я коплю понемножку?
Он подошел к ним, и жена, сложив руки у него на плече, опустила на них голову.
— Ну-ну-ну! — уговаривал он ее довольно ласково. — Не расстраивайся, старушка!
— Но мне горько видеть тебя таким, дорогой мой.
— Пустяки! Помни, мы уже не те, что прежде. Помни, нам надо прижимать или нас прижмут. Помни: деньги к деньгам. А вы, Белла, не беспокойтесь ни о чем и не сомневайтесь. Чем больше я накоплю, тем больше вам достанется.
«Как хорошо, — подумала Белла, — что его любящая жена уткнулась ему в плечо и не видит, что в его глазах искрится хитрость и, бросая весьма неприятный свет на происшедшую с ним перемену, меняет к худшему весь его нравственный облик».
Глава VI
Золотой Мусорщик попадает из огня да в полымя
Вышло так, что Сайлас Вегг теперь довольно редко навещал баловня фортуны и жалкого червя в его (червя и баловня) доме, но, повинуясь данному наказу, ожидал его в «Приюте» от такого-то до такого-то часа. Мистера Вегга глубоко возмущало такое распоряжение, потому что назначены были вечерние часы, а их он считал особенно благоприятными для успехов дружеского договора. «Но так уж оно полагается, — с горечью заметил он мистеру Венусу, — чтобы выскочка, втоптавший в грязь таких замечательных людей, как мисс Элизабет, маленький мистер Джордж, тетушка Джейн и дядюшка Паркер, притеснял своего литературного человека».