— Нет, со мною дон Валентин.
— Дон Валентин! — вскричал дон Тадео, проводя рукою по лбу, как бы затем, чтобы прогнать последние тучи, затемнявшие его мысли. — Но я ждал дона Валентина утром; что заставило его ехать ночью?
— Причина серьезная, дон Тадео, — отвечал молодой человек мрачным голосом.
— Ради Бога, говорите! — вскричал дон Тадео.
— Будьте тверды! Соберитесь с мужеством, чтобы перенести удар.
Дон Тадео раза прошелся по комнате., потупив голову, нахмурив брови, потом остановился перед Валентином с бледным, но бесстрастным лицом. Этот железный человек преодолел себя, предчувствуя тяжесть удара, он приказал своему сердцу не разрываться от горя, своим мускулам не трепетать.
— Говорите, — сказал он, — я готов вас слушать. Когда он произносил эти слова, голос его был тверд, черты лица спокойны, Валентин, сам человек мужестве-ственный, был поражен.
— Несчастие, которое вы пришли объявить мне, не касается ли меня одного? — спросил дон Тадео.
— Да, — сказал молодой человек трепещущим голосом.
— Слава Богу! Говорите, я вас слушаю. Валентин понял, что не следовало подвергать душу этого человека более жестокому испытанию и решился сказать:
— Донна Розарио исчезла: ее похитили во время нашего отсутствия. Луи, мой молочный брат, желая защитить ее, упал пораженный двумя ударами кинжала.
Король Мрака походил на мраморную статую; никакое волнение не обнаруживалось на его суровом лице.
— Дон Луи умер? — спросил он.
— Нет, — ответил Валентин, все более и более удивляясь, — я надеюсь даже, что через несколько дней он выздоровеет.
— Тем лучше! — сказал с чувством дон Тадео. — Это для меня приятное известие.
И скрестив руки на своей широкой груди, он начал ходить по комнате большими шагами. Трое человек смотрели на него, удивляясь его высокому стоицизму, которого они не понимали.
— Неужели вы оставите донну Розарию у ее похитителей? — спросил его дон Грегорио тоном упрека.
Дон Тадео бросил на него взор, исполненный такой горькой иронии, что дон Грегорио невольно потупил глаза.
— Если бы ее похитители укрылись в недрах земли, я и тогда отыскал бы их, кто бы они ни были, — отвечал дон Тадео.
К нему подошел Трангуаль Ланек.
— Их преследует Курумилла, — сказал он, — он их найдет.
Молния радости осветила на секунду черные глаза Короля Мрака.
— О! — прошептал он. — Берегитесь, донна Мария!
Дон Тадео тотчас угадал, кто был виновником похищения.
— Что намерены вы делать? — спросил дон Грегорио.
— Ничего, — отвечал он холодно, — пока наш лазутчик не вернется; друг, — обратился он к Валентину, — не имеете ли вы еще чего-нибудь сказать мне?
— Почему вы предполагаете, что я не все сказал вам? — спросил молодой человек.
— А! — возразил дон Тадео с меланхолической улыбкой. — Вы еще не знаете, друг, что мы испано-американцы как ни стараемся выказаться цивилизованными, но все-таки остаемся еще полуварварами… мы ужасно суеверны…
— Так что ж?
— Между другими глупостями в таком же роде, мы верим пословицам, а не говорит ли одна из них, что «несчастие никогда не приходит одно»?
— Вы правы: да, действительно, я привез вам еще одно известие, хорошее ли, дурное ли, вы одни можете судить о том…
— Ну вот видите, я знал, что есть еще что-то, — сказал дон Тадео с печальной улыбкой, — сообщите же мне это известие, друг мой; я вас слушаю.
— Вы конечно знаете, что вчера Бустаменте возобновил мирный договор с ароканским вождем.
— Точно.
— Не знаю, какой лазутчик или перебежчик уведомил их о том, что произошло здесь; дело в том, что к вечеру они узнали о поражении и взятии в плен генерала Бустаменте.
— Что ж далее?
— Тогда ими овладело какое-то неистовое безумие, они держали большой совет.
— Словом, они нарушили договор, не так ли, друг мой?
— Да.
— И вероятно решились вести с нами борьбу?
— Я полагаю; четыре токи вырыли топор войны; вместо них был выбран один верховный токи.
— А! — сказал дон Тадео. — А знаете ли вы, как зовут этого верховного токи?
— Знаю.
— Кто же это?
— Антинагюэль.
— Я это подозревал! — вскричал дон Тадео с гневом. — Этот человек обманул нас; это лицемер, живущий только хитростью; безграничное честолюбие заставляет его при случае жертвовать самыми важными интересами и нарушать самые священные клятвы. Этот человек играл в двойную игру: он притворно выказывал себя союзником Бустаменте и нашим, основывая на нашей взаимной вражде свое будущее возвышение; но он слишком поторопился сбросить маску, и клянусь, я накажу его так, что его соотечественники будут это помнить и через столетие еще будут трепетать от ужаса.