— О! Мы ее найдем! — воскликнул Луи с энергией. В своем волнении дон Тадео не заметил страстного выражения в глазах графа. Тот встал; несмотря на горе, которое он чувствовал, ему казалось, что к нему вдруг возвратились все его силы.
— Друг мой, — продолжал дон Тадео, — трое людей, о которых я вам говорил, стараются в эту минуту освободить бедного ребенка; не будем же мешать их планам; может быть, мы им повредим. Чего бы мне это не стоило, я должен ждать.
Луи сделал нетерпеливое движение.
— Да, я вас понимаю; это бездействие тяготит вас, но увы, неужели вы думаете, что оно не разбивает моего отцовского сердца? Дон Луи, я терплю ужасные мучения, все содрогается во мне при мысли об ужасном положении, в котором находится та, которая так дорога мне; но я чувствую, что действия, которые я мог бы предпринять ныне для ее спасения, будут скорее вредны, нежели полезны, и потому решаюсь, проливая кровавые слезы, бездействовать.
— Это правда! — признался раненый. — Надо ждать! Ждать, Боже мой! Тогда как она страдает, зовет нас, может быть! О! Это ужасно! Бедный отец!
— Да, — тихо сказал дон Тадео, — вспомните обо мне, друг мой, вспомните обо мне!
— Однако, — возразил француз, — это бездействие не может продолжаться; вы видите, я силен, я могу ходить, я убежден, что без труда могу держаться на лошади.
Дон Тадео улыбнулся.
— Вы великодушны и преданны, друг мой, и я не знаю как благодарить вас; вы возвращаете мне мужество и делаете из меня человека, почти такого же решительного как и вы!
— О! Тем лучше, если к вам возвращается надежда, — отвечал Луи, покраснев при словах своего друга.
Дон Тадео обратился к Жоану и сказал:
— Брат мой остается?
— Як услугам моего отца, — отвечал индеец.
— Могу я положиться на моего брата?
— У меня одно сердце и одна жизнь и оба принадлежат друзьям Курумиллы.
— Брат мой говорил хорошо; я буду ему признателен.
Индеец поклонился.
— Пусть брат мой вернется сюда при третьем солнце; он проводит нас по следам Курумиллы.
— При третьем солнце Жоан будет готов. Поклонившись с благородством, индеец ушел, чтобы несколько часов насладиться отдыхом, который после долгого и утомительного пути был очень необходим для него.
— Дон Грегорио, — сказал Король Мрака, — отправьте Бустаменте в Сантьяго не прежде как через три дня. Я присоединюсь к конвою в том месте, где начинается дорога в Сан-Мигуэль. Эти три дня необходимы вам, — прибавил дон Тадео, обращаясь с улыбкой к Луи, — мы не знаем, какие опасности и утомления ждут нас в предпринимаемом нами путешествии; вы, друг мой, должны быть в состоянии перенести их.
— Еще ждать три века! — прошептал с унынием молодой человек.
Глава XLVIII
ДУПЛО
Воротимся однако к Курумилле.
Ночь была мрачная, темная. Курумилла и донна Розарио, пригнувшись к шеям своих лошадей и понукая их движениями и голосом, скакали во весь опор к лесу, неясные контуры которого уже обрисовывались на горизонте. Но запутанные извилины тропинки, по которой они ехали, как будто удаляли их от желанной цели. Достигни они леса, спасение их было бы несомненно!
Страшное безмолвие тяготело над пустыней. Время от времени осенний ветер печально выл между деревьями и при каждом порыве осыпал путешественников дождем сухих листьев. Беглецы скакали, не говоря ни слова, не оглядываясь назад, неподвижно устремив глаза на лес, первые планы которого все более и более приближались, но однако были еще далеки.
Вдруг звучное ржание лошади пролетело по пространству, как зловещий призыв военной трубы.
— Мы погибли! — вскричал с отчаянием Курумилла. — Они гонятся за нами.
— Что делать? — с испугом спросила донна Розарио. Курумилла не отвечал, он размышлял. Лошади все скакали.
— Остановитесь! — сказал ульмен.
И он остановил обоих лошадей. Молодая девушка позволяла ему действовать как он хочет; несколько часов уже она жила как в ужасном сне. Индеец велел ей сойти с лошади.
— Положитесь на меня, — сказал он ей, — все, что человек может сделать, я сделаю, чтобы спасти вас.
— Я это знаю, — отвечала донна Розарио дружески, — что бы не случилось, друг мой, я благодарю вас.
Курумилла взял молодую девушку на руки и понес ее легко, как ребенка.
— Зачем вы несете меня? — спросила она.
— Я хочу, чтобы не осталось следов от ваших ног, — отвечал Курумилла.
Он осторожно поставил ее на землю под деревом, возле которого рос кактус.
— В этом дереве есть дупло; сестра моя должна спрятаться в него и не шевелиться до моего возращения.